так же чешет, и большей частью правильно. Но нам легче понимать друг друга, потому что мы давно знакомы и наше творчество близко.
Читаем дальше:
Откуда ты, с какого острова,
Могильной гильдии купец?..
Почему острова, а не полуострова, не мыса? Почему купцы должны быть на острове? Они, наоборот, живут на континенте. Но у вас — остров. Почему? Острова бывают и обжитые, например остров Манхэттен в Нью-Йорке. Вам остров нужен для рифмования со словом «острое». А если бы было слово «тупое», вы, наверное, рифмовали бы «с перепоя».
…Посторонись! Идут рабочие.
Дай честным гражданам пройти.
Это, знаете, примитивно звучит — плюс и минус, пролетариат и буржуазия. Пойдем дальше:
У тех, кто тяжести ворочает,
И так здоровый аппетит.
Вот это по-настоящему просто, хорошо.
С ответственностью за свои слова утверждаю: стихотворение талантливое. Почему же я так жестоко с ним обошелся? После моего разбора вы первое время не будете знать, что вам делать, вас каждая строка будет смущать. Но это только первое время. Нужно немного помучиться, а потом все встанет на свое место.
Вот еще две строки из этого стихотворения:
И звонче, чем листы лавровые,
Шуршат за пазухой рубли.
Почему шуршат? Если шуршат — значит, не звенят, а у вас написано: «звонче»…
Вы недостаточно вжились в то, что изображаете, и находитесь немного в подчинении и у рифмы и у аллитерации.
Остановлюсь еще на одной строфе:
Проходит жизнь, и горькой истины
Ты не запрячешь в семерик.
А совесть продана по листику —
Теперь попробуй собери!
Слово «собери» здесь не то, а если вы употребили его, то совесть должна быть не продана, а разбросана по листкам. Точнее сказать, не совесть, а жизнь…
Я бы напечатал эти стихи, если бы чем-нибудь заведовал.
Поймите, мне хочется, чтобы вы были не только членами Союза писателей, о чем вы, конечно, мечтаете, а явлением в нашей поэзии. Таким явлением, как Леонид Мартынов. Я читаю его каждый раз с большим удовольствием. Вы заметили, как у него поставлены слова, мысли?! Это один из самых любимых моих современных поэтов.
Еще я очень люблю Смелякова. Но он менее строг, чем Мартынов, хотя и не менее талантлив. И вообще у нас с поэзией обстоит дай бог, хотя современники всегда жалуются, что поэзия слаба, что раньше она была лучше. Даже тогда, когда Пушкин создал «Евгения Онегина», один из его современников, который не очень любил Пушкина, заявил: «Наш Сашка исписался». Прошло немного времени, и стало понятно, что «Евгений Онегин» — творение гения.
Поэтому, когда начинают хаять нашу поэзию, этого не надо принимать всерьез. А хаять ее есть за что и будет за что даже при полном коммунизме.
Поэзия познается по тому положительному, что она дает. И если сделать сборник положительной нашей поэзии, то он будет весьма объемистым.
Верно, конечно, что мы выпускаем четверть настоящей поэзии и три четверти мусора. И все же, когда будем собирать все настоящее, мы увидим: наша эпоха отражена в поэзии гораздо больше, чем в прозе.
Недавно я прочел поэму чудесного поэта Василия Казина. По-моему, еще никто так не описывал, как он, первый ленинский субботник. Всем вам очень советую прочесть ее. Казин не пропустит безвольной строки — каждая строка у него, как солдат.
Я надеюсь, — обращается Светлов к автору стихотворения «Торгаш», — что вы меня не подведете и через года два услышите мой восторженный отзыв. Я никому не хочу причинять зла или показать, какой я умный. Просто говоря, тот этап, который вы еще переживаете, я уже пережил, потому и указываю вам на недостатки.
Чтобы вы не огорчались, что я вас избрал как жертву, разберу еще одно стихотворение, также, видимо, талантливого человека (говорю это не в качестве комплимента). Вот его стихи:
Набегая под наклоном,
Ветер выл на голоса.
Между белым и зеленым
Отчужденья полоса.
А грачи вовсю орали,
Гомонили до зари.
А сугробы догорали,
Приседая до земли.
Мысль правильная: между белым и зеленым отчужденья полоса. Это начало весны. А «ветер выл на голоса» — сказано неточно. Если баба плачет, то в голос, а не на голоса… Можно выть на разные голоса. А у вас получается, что где-то выли голоса, а ветер выл на них, так же как собаки воют на луну.
Я бы посоветовал начать стихотворение так:
Между белым и зеленым
Отчужденья полоса…
Сразу видишь начало весны, сразу понятно, что происходит.
А грачи вовсю орали,
Гомонили до зари…
Гомонить и орать — разные понятия.
А сугробы догорали,
Приседая до земли…
Зачем вам «а»? Здесь ведь надо «и». Затем, почему они приседали до земли? Когда я сижу на стуле, я не говорю, что я сижу, приседая на стул. Если вы говорите про сугробы, что они догорали, «приседая до земли», значит, они были где-то сверху, а не на земле. Они просто все ближе принижались к земле…
Когда речь идет даже о неодушевленных предметах, делайте им человеческие судьбы. Тогда все будет выглядеть гораздо теплее, человечнее. Возьмите «Парус» Лермонтова. Разве это о парусе? Это же о человеке, о его судьбе. А когда вы говорите, что сугробы приседали до земли, у меня создается комическое впечатление. По вашему мнению, это поэтический образ? А посмотрите, что с ним происходит. Этот образ похож на человека, не умеющего владеть биноклем. Он поворачивает бинокль в другую сторону, и все отдаляется от него… Так и вы: вместо того чтобы приблизить предмет, отдаляете его…
Догорали и чернели,
Слякотя…
Нехорошее слово! Его мог бы употребить Маяковский там, где он издевался бы над чем-нибудь — над тем же торгашом, чтобы создать противное впечатление о нем. Это слово тогда подошло бы, но оно не для вашего стихотворения.
…И не пыля,
Тает снег.
Еще бы пыля!
Почерневши, коченели
Неодетые поля.
Я бы написал: «полураздетые поля». Они не голые и еще не одетые. А
