— В смысле «святой Грегори»? Звучит заманчиво. Боюсь, однако, что не могу претендовать на это звание. По крайней мере мое потомство точно умрет от хохота. Они, видите ли, дополнительная причина моего присутствия здесь.
— Так вы застрелите меня не от имени Тессы?
— О нет, вовсе нет. От имени мальчиков, конечно. Либо я как их представитель, либо они все шестеро сделают это сами.
Джеред повертел в руке перо, снова бросил его.
— Столько сыновей… Как вам это удалось?
Грегори поднял бровь.
— Вы знаете мою жену. Она очень привлекательна, с ней забываешь обо всем. В том числе и об умеренности.
Да уж, он понимал. Елена Эстли была колючкой в его боку, тигрицей, полной решимости защитить своего детеныша. И при всем при том невероятно очаровательной женщиной.
— Мои сыновья уверены, что вы очень плохо обращаетесь с их сестрой.
— И вы, несомненно, разделяете эту точку зрения.
— А что мне остается?
— С вами трудно не согласиться. — Он улыбнулся, увидев удивление на лице тестя. — Да и как иначе? Она получила пулю, едва не замерзла и пережила кораблекрушение.
— Не забудьте еще похищение.
— Я едва ли соглашусь, что это наказуемый проступок, поскольку я ее законный муж.
— Я все же думаю, что этот эпизод надо добавить к списку.
— Очень хорошо. — Джеред снова откинулся в кресле.
— Скорее всего мне не удастся уйти невредимым, если я убью герцога, — сказал Грегори.
— Это стоит иметь в виду.
— Что вы собираетесь делать дальше, Киттридж? — В глазах тестя был уже настоящий гнев, вся ирония исчезла в одно мгновение.
— Понятия не имею, — признался Джеред.
И он действительно не знал. Все его добродетельные шаги сведены к нулю его же идиотизмом. Его жене пришлось спасать его от самого себя. Он хотел доказать, что достоин ее, а все, что сделал, так только высветил свои новые недостатки, до того прятавшиеся в тени. Он кричал, черт возьми, когда его рука застряла в петле во время шторма, стонал и хныкал, как ребенок, попавший впросак из-за собственной шалости. Не самые подходящие для легенд деяния. Совсем не рыцарь на белом коне. Проклятие, да он наверняка проткнул бы себя собственным копьем, если бы только смог осуществить этот трюк. Кстати, в северном коридоре стоят прекрасные доспехи.
— Она несчастлива с вами, Киттридж.
Поскольку Джеред не видел свою жену три дня, это было ему неизвестно. И все же он не мог сказать, что удивлен услышанным от тестя.
— Елена говорит, что Тесса часто плачет, а мне очень не нравится, когда она страдает, сэр. Кроме этого, когда расстроена моя жена, Дорсет-Хаус становится не самым приятным местом для жизни. А я очень ценю домашний уют.
Джеред не понимал, как их дом может быть спокойным при таком количестве детей, но благоразумно воздержался от комментария.
— Как я понимаю, вы работаете с Уайберфорсом?
Перемена темы явно удивила тестя. Джеред очень надеялся на это, он совсем не собирался ни с кем обсуждать свои брак. Родители излишне назойливы. Он вдруг подумал, не приходила ли когда-нибудь такая мысль в голову Елене Эстли?
— Да. А что?
— Он будет снова вносить свое предложение? — Палата общин недавно обсуждала запрет вывоза рабов в Вест-Индию. Предложение не прошло, не хватило совсем немного голосов.
— Надо, чтобы этой проблемой занялась палата лордов, — заметил Грегори.
— Вам нужна помощь?
Еще один сюрприз, несомненно. Его тесть выглядел сбитым с толку.
— Вы ее предлагаете? Почему?
— Это неплохая альтернатива перспективе быть застреленным, вы не согласны?
Джеред вдруг осознал, что это первый раз, когда он услышал смех своего тестя.
Кстати, почему Джеред не живет в Лондоне? Ведь муж, по существу, вычеркнул ее из своей жизни. Люди приезжали в Киттридж-Хаус в любое время дня и ночи, и он принимал их, дверь его библиотеки никогда не закрывалась. Иногда она слышала смех, иногда только журчание разговора.
Драматических дней на корабле как будто никогда и не было. А ведь именно там, в каюте, он щедро дарил ей нежность и любовь. Может быть, это было только ее воображение, пылкий полет фантазии? Возможно, они даже не общались, не рассказывали друг другу историй и не играли в крикет и карты?
Ничего не осталось от того Джереда, которого она начала узнавать, того, который обнимал ее и шептал ее имя, как самое сокровенное слово. Сейчас в характере этого человека были только высокомерие и герцогская властность. Он держался равнодушно, надменно, отстраненно. Особенно от нее. Он всегда вел себя так. Она пробовала стать ему другом, пыталась следовать за ним везде, быть рядом каждую минуту.
Почему она решила, что сейчас подобные усилия окажутся бесполезными?
Она вспомнила тот взгляд на трапе корабля, когда он пристально посмотрел на нее. Как будто в его сердце проник солнечный луч и все эмоции мужа были предназначены только ей. Теперь в его глазах не было ничего, только холодности, которая уже стала ей привычна.
Какая надежда охватила ее, когда он впервые пошевелился, приходя в сознание! Она бросилась к кровати и позвала Чалмерса, и только потом доктора. Джеред будет жить. Слава Богу! Да, он жил, но тот человек, которого она жаждала найти, исчез.
Самонадеянный во всем. Его синяки цвели желтым и коричневым, и весь он выглядел каким-то потрепанным. На его носу больше не было той ужасающей повязки, но запястье все еще оставалось перебинтованным. Он стал носить трость в левой руке, а правую держал засунутой в карман. И это казалось для него вполне естественным.
Иногда она не могла удержаться от слез, когда, к примеру, получила письмо от Питера Лэнтерли, который справлялся о ее здоровье. Она написала в ответ, сообщая ему, что чувствует себя прекрасно, что шрамы бледнеют и что у нее нет никаких негативных последствий от операции. Она не упомянула, что с тех пор чуть не утонула и успела вполне оправиться после этого. Она вспомнила тот волшебный день, когда Джеред занимался с ней любовью, касался ее так нежно и с таким благоговением, как будто она была хрупкой статуэткой. Но с тех пор он не прикасался к ней. Даже не смотрел на нее, встречая в коридоре. Если бы не синяки, можно было подумать, что того дня вообще не было. А когда они сойдут, Тесса была уверена, что Джеред вернется в Лондон. Не может же он появиться в столице не в лучшей форме.
Она не поедет вместе с ним. Этот урок занял много недель, но она наконец-то выучила его. Он не желает иметь ее в качестве жены, а она не согласна на меньшее.
Странное ощущение смотреть на свой собственный портрет и чувствовать злость на человека, смотрящего с него. Почти такой же идиотизм, как ругаться на зеркало, но, с другой стороны, он же делал это на прошлой неделе.
