Я немного поболтался по улице, попил латте в открытом кафе, сел в машину, проехал мимо дома, где когда-то жил вместе с Салли, и внезапно поймал себя на мысли о том, что перестал тосковать о ней очень быстро… если я вообще тосковал по женщине, которую считал любовью всей своей жизни. После нашего разрыва Салли ни разу не попыталась связаться со мной. Вне всякого сомнения, она записала на автоответчик: «Дэвид Армитаж здесь больше не живет». Но вид этого здания все-таки разбередил рану. Слегка… И я снова повторил стандартную фразу многих мужчин среднего возраста: о чем я вообще думал?
И снова у меня не нашлось ответа.
Переключив скорость, я выехал из Западного Голливуда и направился в сторону побережья. К шести часам я уже был в Мередите. Лес стоял за прилавком. Он удивился, увидев меня.
— Ты не любишь выходные? — спросил он.
— Я жду письма по электронной почте. Ты не обратил внимания…
— Не проверял эту чертову штуку весь день. Смотри сам.
Я включил «Макинтош», затаил дыхание и…
«Послание для Эмили Д.», — увидел я и открыл текст.
Час прождать — долго,
Если любовь далека.
Вечность прождать — быстро,
Если любовь возможна[32].
Я полагаю, ты знаешь, чьи это стихи. Еще я думаю, что твой корреспондент будет счастлив возобновить знакомство. Что за адрес ты дал? Я заинтригована. Позвони мне по сотовому: 555 37 39. Этим телефоном пользуюсь только я, так что это лучший способ связи, если ты понимаешь, о чем я. Позвони поскорее. С наилучшими… Красавица Амхерста».
— Ты не будешь возражать, если я воспользуюсь телефоном? — крикнул я Лесу.
— Действуй, — ответил он.
Я закрыл дверь и набрал номер. Марта ответила сразу. И знаете, мой пульс забился чаще, когда я услышал ее голос.
— Привет, — сказал я.
— Дэвид? Где ты?
— В книжном магазине в Мередите. Ты знаешь, где Мередит?
— Где-то на Тихоокеанском побережье?
— Точно.
— Ты купил книжный магазин?
— Это длинная история.
— Могу себе представить. Слушай, я должна была позвонить раньше, когда все это дерьмо свалилось тебе на голову. Но позволь мне сказать сейчас: то, что ты сделал… в чем тебя обвиняют… такие пустяки. И я сказала Филиппу, что если бы мне платили по доллару за каждый прочитанный мной сценарий, в котором присутствовали заимствованные строчки, я бы…
— Ты бы была такой же богатой, как он.
— Ну, боюсь, Филипп недосягаем. Но я хочу сказать следующее: мне жаль, что тебе пришлось пройти через все эти неприятности… особенно через оскорбления этого ублюдка Макколла. Но… Филипп подложил тебе мягкую подушку, на которую можно было упасть — я имею в виду сценарий.
— Верно, — сказал я беспристрастно.
— Кстати, твой сценарий мне очень понравился. Такой умный, такой подрывной! Когда мы встретимся, я попытаюсь отговорить тебя от того, чтобы его единственным автором числился Филипп…
— Ну, ты знаешь, как бывает… — так же беспристрастно сказал я.
— Знаю. Филипп объяснил мне, что ты боишься дурной огласки, если будет стоять твое имя. Но после того, как фильм выйдет на экран, я поговорю с ним: пусть признает, что настоящим автором был ты.
— Только если отзывы будут потрясающими…
— В этом не сомневайся, потому что на этот раз у Филиппа по-настоящему сильный сценарий. И ты наверняка слышал насчет Фонды, Хоппера и Николсона.
— Я всегда мечтал о таком составе.
— Мне приятно, что ты объявился, мистер Армитаж. Тем более что я после недоумевала…
— Мы не сделали ничего особо противозаконного.
— Салли… — сказала она. — Как твоя подруга?
— Понятия не имею. Это было одно из тех нелучших событий, которые произошли, когда…
— Мне очень жаль. А как дочка?
— Замечательно, — ответил я, — вот только после фотографий, запечатлевших мое столкновение с Макколлом, ее мать юридически запретила мне видеться с ней… на том основании, что от меня можно ожидать чего угодно.
— Господи, Дэвид, это ужасно!
— Верно.
— Слушай, сдается мне, что тебе пойдет на пользу хороший обед.
— Было бы неплохо. Если будешь недалеко от Мередита…
— Ну, сейчас я в нашем доме в Малибу, пробуду там с неделю.
— А где Филипп?
— Ищет натуру для съемки в Чикаго. Съемки должны начаться через два месяца.
— У вас что, все в порядке? — спросил я, стараясь выглядеть равнодушным.
— На короткое время была приятная перемена. Но недавно и ей пришел конец. А сейчас… наверное, все как раньше.
— Жаль.
— Comme d'habitude[33]…
— …как говорят в Чикаго.
Она засмеялась:
— Послушай, а ты не свободен завтра в обед?
И мы договорились встретиться в час дня в книжном магазине.
Закончив разговор, я спросил Леса, не мог ли кто-нибудь подменить меня завтра днем на пару часов.
— Да ладно, завтра среда, город мертв. Можешь вообще не выходить во второй половине дня.
— Спасибо, — сказал я.
Чтобы заснуть, мне понадобились три таблетки. Я продолжал слышать ее слова: «Филипп объяснил мне, что ты боишься дурной огласки, если будет стоять твое имя. Но после того, как фильм выйдет на экран, я поговорю с ним: пусть признает, что настоящим автором был ты».
Теперь я понял жестокую логику, с помощью которой этот фрукт сделал свои миллиарды. Если доходило до войны, он был настоящим художником. Это был его единственный большой талант.
Марта приехала точно в час. Должен признаться, выглядела она сияющей. Одета просто: черная футболка, черные джинсы и синяя джинсовая куртка. Но в ней явно было что-то от патрициев Восточного побережья. Возможно, ее длинные темные волосы, стянутые в пучок сзади, возможно, ее длинная изящная шея и высокие скулы… Она напоминала один из портретов Джона Сингера Сарджента, рисовавшего светских дам Бостона в конце XIX века. Или загадка крылась в простых очках, которые она носила. Очки забавно сочетались с байкерским прикидом, не говоря уже о деньгах, которые она теперь представляла. Особенно если вспомнить, что прямоугольная оправа стоила от силы полтинник, к тому же слева можно было разглядеть маленький кусочек скотча, придерживающий дужку. Я понимал, о чем говорит эта клейкая лента: стремление к независимости и высокий интеллект, который, даже месяцы спустя, я находил чрезвычайно привлекательным.
