он одну за другой выдавал ставящие меня в тупик фразы. А одна из них, так и вовсе осела в памяти, всплывая и по любому поводу, и без оного. «Ты стоишь неба», — сказал он мне. В его устах это было равносильно признанию в любви. Вот только мне не нравилось, что меня предполагалось менять на это самое небо, как какую-нибудь дорогую вещь. Не говоря уже о том, что моим мнением по поводу этого обмена и вовсе не поинтересовались. Да и правду ли он говорил? Или каким-то образом понял, кто я такая?
С собой я всегда предпочитала быть честной. А потому не могла не признать, что мне нравится Розье. Даже, возможно, больше, чем просто нравится. С ним было спокойно, надёжно. Он напоминал того самого эталонного мужа, за которым как за каменной стеной. Одна проблема — я не умела сидеть «за стеной», я хотела стоять рядом. «А вот этого властный дракон мне наверняка не позволит никогда, — мысленно вздохнула я. — Так к чему начинать то, что в любом случае закончится крахом?»
И всё же меня тянуло к нему. Я даже поймала себя на том, что иногда посматриваю в маленькое окошечко в задней стенке кареты, пытаясь рассмотреть ту самую телегу. Ругала собственную несдержанность, злилась, а через полчаса снова забиралась с ногами на кожаные подушки.
Какой-то невнятный шум отвлёк меня от грустных мыслей. Выглянув в окно, я увидела странную суету вокруг одной из телег и приказала кучеру остановиться. К карете тут же подъехал один из десятников:
— Чего изволите, ваша светлость? — спросил он, поедая меня преданным взглядом.
— Что там произошло? — я кивнула в сторону телег.
— Так это… Гость ваш, значит… Очухался и коня своего требует.
— Так дайте ему коня, — пожала плечами я.
— Слушаюсь, ваша светлость, — неумело поклонился с седла десятник и отвернул лошадь.
«Уедет? Нет?» — гадала я, заставляя себя сидеть смирно и не высовываться в окна. И сама не знала, чего мне хочется больше: чтобы дракон уехал вот так, не прощаясь, или чтобы он остался.
Ответ не заставил себя ждать. Тихий стук в дверцу и знакомый голос:
— Госпожа баронесса?
— Ну что вам ещё, шевалье? — проворчала я, подавив совершенно неуместную, а главное, неожиданную улыбку.
Дракон наклонился в седле, заглядывая в окно:
— Вы? Это были вы?
— О чём вы? — закатила глаза я.
— Не отказывайтесь! — воскликнул Розье. — Здесь не было других женщин, а этот яд не узнать невозможно!
— А может, какая-нибудь мимо пробегала. Или пролетала.
— Пролетать там мог только один. И уж он-то точно не стал бы меня лечить, даже если бы и умел, — поморщился дракон. — Это были вы!
Он уже не спрашивал, он утверждал. От неуверенности в голосе не осталось и следа.
— Ну, я.
Смысла препираться на пустом месте я не видела. Дракону достаточно было прокатиться вдоль дороги и послушать, о чём говорят. Как уже дважды сообщал мне недовольный Энрико, о чудесном спасении двух «почти покойников», баронского гостя и простого воина, гудел весть наш обоз.
Я дёрнула за шнурок, подавая кучеру знак двигаться дальше, но Розье не отставал.
— Значит, вы. Вы — Окрыляющая… Какой же я осёл!
— Жалеете, что наврали мне с три короба? — невольно усмехнулась я.
— Скорей уж жалею, что сказал слишком много правды, — парировал он.
— Это зря. Терпеть не могу ложь.
— Аниселла! — его напускное спокойствие пошло трещинами. — Нам надо поговорить.
— А по мне, так мы уже всё друг другу сказали.
Он не ответил, просто продолжал удерживать коня рядом с дверцей движущейся кареты. При этом сам каким-то чудом свесился с седла так, чтобы заглядывать в окно. «Интересно, — мелькнула в голове хулиганская мысль, — от чего Энрико взбесится сильнее? От того, что я приглашу дракона в карету или от того, что запущу очередную волну слухов, приказав стражам его отогнать?»
Со вздохом я дёрнула за шнурок:
— Садитесь.
Карета ещё не остановилась до конца, а Розье уже бросил поводья первому попавшемуся воину и, распахнув дверцу, оказался внутри. Рваный камзол и рубаха, замаранная бурыми пятнами, не добавляли дракону очарования. Как, впрочем, и тяжёлый дух крови, который он принёс в тесное пространство кареты. Но странное дело, меня это не раздражало. Скорее наоборот. Я чувствовала себя как пловец, уже взобравшийся на вышку и решившийся на прыжок, но еще не прыгнувший в голубеющую далеко внизу воду.
— Я не совсем понимаю, о чём нам говорить, шевалье Розье, — сказала я, когда он умостился на кожаных подушках напротив, и карета вновь покатилась по ухабистой дороге.
— Аниселла…
— И уж точно не разрешала вам называть себя по имени. Вокруг нас и без того предостаточно слухов. Пожалейте остатки моей репутации.
— Ваша репутация превыше всяких похвал.
— Ах, избавьте меня от пустых комплиментов, — поморщилась я. — Теперь все окружающие знают, что я уродилась Окрыляющей. А когда королевский представитель доберётся до почтовых голубей, об этом узнает полкоролевства, включая короля.
— Окрыляющая — это титул, а не приговор, — покачал головой Розье.
— Для меня — приговор. Я хотела спокойно жить в своём баронстве, заниматься своими делами и делами своих людей. А не вляпаться в центр грязных интриг, которые, несомненно, возникнут вокруг такого ценного приза, как карманная аптечка.
— Карманное что? — не понял дракон.
— Окрыляющая, лекарка, статусная вещь… Выбирайте любой эпитет, не ошибётесь. Надеюсь, паломничество в Бельфор холостых драконов мне не угрожает?
— Вы так говорите, словно уже видите себя в цепях перед брачным алтарём, — отзеркалил мою гримасу Розье. — А между тем Окрыляющая — это не «статусная вещь», как вы изволили выразиться, а мечта любого дракона…
— Как будто статусная вещь не может быть мечтой любого дракона.
— …вторая половинка одного целого, любимая жена и мать детей, — продолжил он, проигнорировав мою ремарку.
— Ах, да… Эпитет «племенная кобыла» я упустила. Спасибо, что напомнили, — с сарказмом хмыкнула я. — Как там было: «…сильное потомство может родиться только у Окрыляющей. Обычные магички на это не способны. Им не принять драконью магию и не передать её детям в полной мере…» Так, кажется.
— Ну, давайте! — таки сорвался со спокойного тона Розье. — Ударьте меня моими же
