Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
– Спасибо. Я очень давно не получала писем.
Мы пришли с Мией. Я – в форме почтальона. Седая дама не принимала отказа, и мы сели за маленький столик, на котором вмиг поселились фарфоровые чашки, молочник в форме коровы, сахарница, блюдце для лимона, кувшин, весь андерсеновский мир. Она и сама была как этот мир – застрявшей во времени Оле-Лукойе.
– А представьте себе страшный пятьдесят третий год. Еще не такой страшный, потому что уже лето. Но абсолютно страшный в том смысле, что голод. Не такой, конечно, как в девятнадцатом году, не такой, конечно, как в сорок первом – сорок втором году, но тоже суровый. Тоже суровый. Поэтому, когда ты едешь по стране, то, кроме того, что у тебя есть в рюкзаке, вообще ничего нет. Можно зайти в деревню, и тебе продадут или угостят молоком. Но, скажем, хлеба нет. И когда мы однажды увидели мальчишку и девчонку, ну, пятнадцати лет, идущих с хлебом прямо вот так, мы спросили их: «Где взяли хлеб, где вы взяли хлеб?» И объяснили они, что в колхозе по талонам дают. Так что нам не имеет смысла, нигде они его не купили, и никто его нам не продаст. Не имеет смысла спрашивать, потому что всем не хватает. Дают на одну семью такой каравай.
Вот в эти страшные годы мы ехали по Латвии, которая, естественно, советская республика, в которой и до сих пор некоторые считают, что без России Латвии не устоять.
И вот под Резекне едем мы, едем, и вдруг – дикий дождь, такой, какие только в Латвии бывают летом дожди. Дикий дождь, стеной! Сразу стало темно. И не то что гостевых домов, а гостиниц в принципе не было.
Наливайте чай, что вы менжуетесь, наливайте, чашкам нужен чай.
Была гостиница, конечно, в городе Рига. И даже в городе Лудза. В Юрмале, может, одна была гостиница, в ней мест заведомо нет. Но вообще гостиниц не было, искать бессмысленно. Поэтому мы ехали, и белый свет в копеечку, где ночь застигнет, там и будем ночевать, а уж как… как Бог пошлет, один раз так, другой раз эдак. И вот как Бог посылал? Бог посылал по-разному.
Едем мы, едем, а у нас в машине – папа, мама, их дородная подруга Ольга Сергеевна и две девочки, я и моя сестра, семи и десяти лет. И вдруг мы видим: под этим проливным дождем стоят молодые люди, примерно как вы. И поднимают руку. Ну, это смешно вообще: темнота, едва увидеть можно – дождь такой, никто не останавливается. И по этой дороге никто не ездит! Они поднимают руку. Мы спрашиваем: «Куда?»
Они говорят: «А вы-то куда?» – «Мы в Резекне». – «А, вы там повернете… Ну, хотя бы километр нас подвезите». Они впихиваются, все становимся мокрые, естественно. Нельзя не взять мальчика и девочку! И они говорят: «Провезите нас еще и останетесь ночевать у нас на хуторе». Мы сворачиваем на дорогу, которая не обозначена на карте, и проезжаем до хутора, ну, километров двенадцать.
И мы попадаем в рай!
Нас кладут кого на сеновал, а кого и на постель с прекрасным бельем, таким, которое сейчас иногда можешь встретить в секонд-хенде, с мережкой, с монограммой. Прекрасное постельное белье! Что было вечером, я уже не очень хорошо помню, только помню, что мы захлопнули ключи внутри машины и папа каким-то образом проволочкой вытаскивал, открывал ее крючочком. Возились очень долго. И вечером нас, конечно, тоже чем-то угощали и отсушивали. Мы попали на кухню такого примерно размера, как эта чашечка, в которой была кафельная блестящая белая стена.
Латгалия. Кастрюльки висели, висели, висели на стене, они блестели – я даже не знаю как что. Блестели эти начищенные кастрюли. И иногда звенели. Печки настоящие, как потом я узнала, такая манера – в печку вмазывать котел, и сразу такой большой котел горячей воды, пока готовишь, получается. И наутро, когда мы проснулись, нам подали лепешки, булочки, испеченные только что, с творогом и чем-то таким, яичницу, молоко, сливки, ягоды и… какао. Драгоценность! В печку вмазанные котлы, и в одном было заварено какао, а в другом был заварен чай. Пятьдесят третий год. Это остатки Первой Латвийской Республики и Улманиса. Они ругали на чем свет советскую власть. И рассказали, что все-таки, несмотря на советскую власть, ну, три коровы все-таки они держат, одну в кусты спрячут, другую еще как-то…
– Остатки Улманиса? Это что такое?
– Предсоветская республика. Лет десять они были самостоятельными. Нет, дольше, с девятьсот двадцатого по сороковой. Были частью Российской империи. Но империи не вечны никакие, и всему есть своя пора. И тот мир, в котором вам довелось жить, он тоже ненадолго, хотя кажется вечным. Проливной дождь семидесятилетней давности прочнее.
– Латгалия?
– Это красота сказочная! Я маленькая девочка, я видела все своими живыми глазами, литературу не читала, ничего не знала, слышать не слышала. И богатство, и чистота, и красота жизни с этими оперными, очень красивыми фартуками, расшитыми, сказочными полотенцами. Они, конечно, взяли адреса наши и не написали никогда. И я думала: все было детским сном, я никогда больше не видела ни такого хутора, ни этих сказочных полотенец. И теперь эта открытка. Жаль, что ни папа, ни сестра – никто, кроме меня, уже не прочтет ее. Я еще чай наливаю? Вы, наверное, не понимаете, что тут написано? Просто необычное стихотворение, да? Это потому, что шифр – простейший, детский, но шифр. Понимаете, Миа, это игра, понимаете, просто игра: вышли куда-то, высыпали, забили тревогу… И у нас с ними был детский шифр, берете каждую первую, потом каждую третью букву в предложении – и из них складываете слова, а затем видите, вот так переворачиваете, смотрите – и получается совсем другой смысл. Ничего не знаем наверняка. Понимаете теперь? Вот о чем эта открытка, привет из Латгалии. Все проходит, как мимо проходят чужие фары.
3.79
– Мышлаевский заводите.
– Как прикажете, Шервинский.
– Здравствуйте, дачники,
Здравствуйте, дачницы,
Летние маневры уж давно начались.
– Друзья, уже слишком давно мы не слышим ничего о Володе. И ни один наш секретный агент ничего не может о нем сказать. Но сегодня день его рождения, и, где бы он ни был, пусть не расслабляется и знает: мы на месте, мы стараемся, мы его любим. Давай, Клотильда, Ан, в честь Володи его песню, которой он нас научил…
– «Поручик Голицын»?
– Нет! «Дачников». Баобаб, доставайте шампанское.
Они стали петь, а Ан им подпевать – песню из «Дней
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
