городе, — голос Моргана оставался равнодушным. — Ты только взгляни на них. Они богаты не только звоном монет, и, уж поверь, могут омыться в чужой зависти.
В этот раз Ивэн даже не подумал выглянуть в храмовую залу. Он успел насмотреться на Локхартов, стоящих у рядов скамей позади Роллэна, и оттого с раздражением признал правоту дяди. Он и сам хотел бы быть частью такой семьи.
В Стейне Локхарте нельзя было отыскать благородной крови, но его смелость и преданность проложили верную дорогу. Он предстал таким же спокойным, как и Морган, пока его супруга, всегда доброжелательная и приветливая Лив, крепко сжимала его руку. Она выглядела горделивой, подобно самой знатной леди Севера, но плохо скрывала волнение. Их дочь Анна, при виде которой Ивэн забывал все слова на свете, стояла чуть позади, как и брат, уставившись в пол. На ее поясе, под складками отороченного мехом плаща, своего часа ждала сумка с повязками и эликсирами, способными остановить кровь.
— Ты собьешься со счета, силясь посчитать всех, кто мог бы портить жизнь Красному Роллэну, чародею, известному во всех королевствах Договора, — Мириам прижалась спиной к широкой колонне и принялась загибать пальцы. — Все дагмерские торговцы, с которыми он не желает работать, если они посмеют повысить цену, названную им. Мастер, научивший его всем хитростям, и оставшийся в тени. Злопыхатели Стейна — те, что называют его зазнавшимся сыном кузнеца. И как же сир Тревор? Он сам лечи разбитые ребра эликсирами Роллэна, но никогда не верил магам, что талантливее прочих. Отвергнутые женихи Анны, прознавшие, как сильно она восхищается братом…
— Довольно, — Ивэн вздохнул, оказавшись не в силах больше выносить пополнение вереницы магов, способных натравить на лекаря Священный караул.
— Он не стал первым чародеем, в чье горло вцепился сир Тревор, — вкрадчиво заверила девушка. — Я сама стояла перед ним великое множество раз.
Мириам положила руку на плечо Ивэна и пристально посмотрела на него. Еще не так давно она могла сразить его изумрудным блеском глаз, обезоружить и добиться полной капитуляции, но ему удалось возвести вокруг себя стену. Он трудился над ней камень за камнем, день за днем. Эта стена была построена на почве слов Эрло, открывшего ему правду — ее сердце действительно было безнадежно украдено, и не оставалось вовсе никакого смысла сражаться за него с вором. Ивэну не доставало безрассудства и твердости капитана Райса, ввязавшегося в странную и не имеющую конца битву. Он понемногу стал присматриваться к Мириам и вскоре заметил, что та, хоть и пыталась тщательно скрыть свои чувства, выходило у нее это не слишком умело.
— И что же стало потом? — отчеканил Ивэн, предвидя, что она станет говорить о Моргане, и может в этот раз тот и сам разглядит очевидное.
Но Мириам лишь взглянула в его сторону особенным взглядом, не предназначенным ни для кого иного.
— Для Роллэна не уготовлено подобного спасения, — заявил Морган, по-прежнему оставаясь слепым. — В нем слишком сильны сострадание и самоотверженность. Он лекарь, и его путь — оберегать, исцелять и спасать. Ремесло Смотрителя ему чуждо и погубит его так же верно, как и темная магия.
— Неужели я не смогу ничего сделать для него? Я хочу прекратить это. Для них всех.
Ивэн никогда не чувствовал в себе сил быть напористым, но Дагмер изменил его. У него не было иного выбора, кроме как становиться тем, кем желал его сделать этот город.
— Уговори его послушать брата, — мягко проворковала Мириам и тут же зарделась, что не смогло остаться незамеченным. — Если Роллэн отправится в Тирон вместе с Райсом, то со временем оба приобретут влияние, неведомое их отцу.
— Ты, Мириам, можешь оставить Дагмер без лучшего лекаря в городе, — тихо хмыкнул Морган. — Но ты права. Так будет лучше для него, если он не научится идти наперекор самому себе.
Тяжелая дверь храма отворилась, и железные шпоры на сапогах разрезали тишину, наполненную перешептываниями и долгим ожиданием. Они звенели громко и отзвуки их задребезжали под самым куполом. Впереди шел глава Священного караула — единственный, кто мог показывать магам свое лицо. Он, как всегда, был мрачен и бледен, и выглядел как затворник, никогда не покидающий четырех стен. Нельзя было вообразить человека более чуждого Дагмеру и всем северным землям. Оберегая свою инаковость, он скреплял багровый плащ золотой брошью, зная, что ни один северянин не станет украшать себя золотом. Лица остальных караульных были спрятаны за непроницаемыми черными масками, и их облик был един на всех. Для Ивэна оставалось тайной, как они могут различить друг друга, когда даже их сапоги были замараны грязью одинаково.
Сир Тревор взмахнул рукой, облаченной в железную перчатку, и караульные выстроились вокруг алтаря. Роллэн даже не подумал обернуться и поприветствовать его — он ждал, пока глава Священного караула приблизится к чаше.
— Покончим с этим, — Ивэн почти вышел из тени колонн, но не услышал за собой ничьих шагов.
Мириам глядела на Моргана с безотзывной мольбой. Он поднялся со скамьи, чтобы дотронуться до подбородка девушки, и заставить ее вскинуть голову.
— Пожалуйста, — выдохнула она. — Бедный Роллэн… Он видит меня в кошмарах! Так больше нельзя.
Ивэн поморщился, оглянувшись и не разглядев в лице Моргана ни намека на снисхождение. Он упрямо отдавал своей ученице одну и ту же грязную работу.
— Иди и сделай то, чему я учил тебя, Мириам. Не так важно, кто стоит перед тобой, когда значение имеет лишь цвет его крови, — его голос затих до шепота, а глаза превратились в две темные щелки.
Он желал научить ее одному — не отказываться от выбранного пути, кто бы не встречался на нем. Она должна была лишь исполнить свой долг, отбросив все привязанности и неприязни. Быть честной и беспристрастной и не прогибаться под сомнениями.
— Сир Тревор, — Ивэн раскинул руки в притворно радушном приветствии, зная, что девушка послушно последует за ним. — Позвольте выразить беспокойство вашей бледностью. Очевидно, вы утомлены трудами на благо Создателя? Будет благоразумно, если вы наконец позволите себе покой вместо того, чтобы подвергать сомнениям непревзойденную одаренность моих подданных.
Ивэн перенял манеры дяди в общении с главой Священного караула — они обменивались колкостями, прикрытыми напускной учтивостью. Споры и пересуды между ними не имели конца. Он старательно взращивал в себе пренебрежение, способное побороть в нем трепет перед обличенным властью Тревором. От его жизни и слова зависело слишком многое в Изведанных землях.
— Создатель не терпит пустословия, Ваше Величество. Стоит ли мне напоминать об этом? — глава Багровых плащей оказался мрачен и не настроен
