зеркалах во всю стену отражаются ряды шкафчиков, куда мы складываем халаты и тапочки. Над садом фарфоровых чашек возвышается чайник с красным улуном. Из-за занавешенного дверного проема в раздевалку вместе с соблазнительным журчанием воды и минеральным запахом проникает теплый воздух.
— Я в раю, — вздыхает Софи.
— Я тоже.
Я оборачиваю вокруг себя полотенце, и тут в раздевалку входит Драконша, особенно внушительная в своем юката и полиэтиленовой шапочке для душа на полуседых волосах. Когда ее взгляд падает на меня, я со звоном роняю ключ от шкафчика.
— Аймэй, — сердито говорит Драконша. — Разве Мэйхуа тебе не сказала? Забудь про горячие источники!
Мало того, что я сама переживаю по поводу злосчастной фотосессии! Родители нанесли новый удар.
— Ой, пожалуйста, разрешите ей остаться, — начинает Софи. — Это я была виновата…
— Все в порядке, Соф.
Я уже достаю из шкафчика халат. Насколько мне известно, у Драконши есть шпионы, следящие за нашими репетициями, и последнее, что я хочу слышать: «Забудь про шоу талантов!» Надеюсь, у Мэйхуа тоже не будет неприятностей.
Дебра и Лора смотрят на меня сочувственно, а Софи — виновато. Но под моей досадой таится глубокая печаль. Мама с папой пытаются обуздать меня единственным известным им способом. Но они не смогут ничего поделать с тем, как я изменилась этим летом.
— Увидимся позже, — говорю я.
* * *
— Эвер!
Услышав голос Ксавье, я подпрыгиваю от неожиданности, чуть не опрокинув стеклянную вазу с лиловой орхидеей. Он выходит из своего номера и прислоняется к дверному косяку, кривя губы в той же сардонической усмешке, что и в первые дни смены. На нем футболка, измазанная краской, под мышкой — длинный футляр с рисунками.
— Ксавье? Привет!
Я вцепляюсь в свой пояс — мне необходимо за что-то ухватиться.
Я был прав, не так ли? Чемпионы всегда получают желаемое, верно?
Я краснею. Но, по крайней мере, он заговорил со мной.
— Я люблю его не за это.
— Тогда за что? За широкие плечи? За Йель? За фан-клуб лизоблюдов?
— Это несправедливо, кому, как не тебе, знать. Рик… — Я пытаюсь объяснить в двух словах, какой он великодушный, скромный, добрый, преданный, но меня ни на секунду не покидает чувство, что мне не стоит оправдываться. — Иногда не нужно причин. Мы просто любим тех, кого любим.
Глаза Ксавье вспыхивают. Я готовлюсь услышать язвительный смех.
— Знаю.
— Знаешь что?
— Мы не можем помочь тем, кого любим.
Он скрещивает руки на груди, его темные глаза угрюмы. Если бы только вернуть прежнюю дружескую непринужденность! Но она исчезла, неуловимая, как солнечный свет в этот сезон тайфунов.
Я отпускаю пояс и запоздало благодарю Ксавье:
— Спасибо, что помог с Маттео в тот вечер.
Он хмыкает:
— Любой порядочный человек поступил бы так же.
Он именно такой — порядочный человек.
— Я должна перед тобой извиниться, — говорю я, — за то, что случилось в ночь после возвращения от тетушки Клэр.
— Не извиняйся. — Ксавье шевелит челюстью. — Ты сама сказала: мы были заодно. — Он вытаскивает из-под мышки футляр и достает оттуда свернутый набросок: — Ты забыла это.
Картина с тремя стариками. Я беру плотный лист с заворачивающимися краями, провожу по ним пальцами, восхищаясь подробной проработкой бород, заплатками на локтях, грустной задумчивостью лиц, которую удалось уловить Ксавье.
— Мне очень нравится. Но я не могу принять такой подарок.
Ксавье разгибает загнутый уголок:
— Почему?
— Это слишком ценное произведение. Ты можешь распорядиться им с куда большей пользой, чем просто отдать мне.
Он беспомощно глядит на рисунок:
— Например?
Я чувствую комок в горле:
— Ты… сам поймешь. Когда придет время.
— А ты фаталистка, — говорит Ксавье, снова сворачивая рисунок. Тон его резок. — Ну, может, я тоже. Если бы ты сначала встретила меня…
— Ксавье…
Я беспомощно роняю руку. Во имя чего мы с Ксавье познакомились этим летом? На первый взгляд мы с ним идем одним путем: боремся за свое искусство, несмотря на сопротивление родителей. К тому же он заставил меня чувствовать себя привлекательной, когда я сама в это не верила. Мы могли бы остановиться на этом, но я позволила Ксавье зайти слишком далеко.
— Нам надо все начать с нуля, — говорю я. Это вообще возможно? — Я хочу, чтобы мы были друзьями. Хочу, чтобы мы остались друзьями.
Ксавье прислоняется к дверному косяку. Затем произносит:
— Подождешь секунду?
Он исчезает в своей комнате. Вернувшись, берет меня за руку, кладет мне на ладонь маленькую фотографию и сжимает мои пальцы в кулак.
— Прости, — говорит он. — Будет правильно вернуть ее.
Моя фотография! Моя рука начинает дрожать.
— Последняя осталась у тебя!
— В прошлом году у меня была подружка; она сказала, что когда-нибудь меня ждет расплата за всех девушек, которым я причинил зло. Судя по всему, она оказалась права.
— Ксавье, пожалуйста. Не…
— Начать с нуля… Я и пытаюсь, ясно? — Он смотрит на свою ногу, которой водит по ковру. — Я работаю над настенной росписью. Может даже, последую твоему совету и поучаствую в шоу талантов.
И, улыбаясь одними губами, Ксавье скрывается в своем номере и захлопывает дверь.
* * *
— Ты не можешь остаться без купания в горячих источниках. Это главная фишка Тайваня!
Мы с Риком стоим в очереди в буфет отельного ресторана; он направляет меня, взяв за локоть. Из серебристых лотков, подогреваемых крошечным синим пламенем, исходит аппетитный запах.
— Ты же говорил, что главная фишка Тайваня — Змеиный ряд, — притворно возмущаюсь я. — И «ледяная стружка». И пивные под открытым небом. И вечерние рынки.
Снова очутившись возле Рика, я уже меньше переживаю из-за обидного запрета на источники и из-за Ксавье. Положив на тарелку баклажаны, я передаю своему спутнику блюдо моллюсков в соусе из черных бобов, и он берет себе дюжину.
— Тут много фишек. — Его теплое тело льнет к моей спине, как магнит к железу, пока мы ждем, когда очередь двинется дальше. — Мы с Марком сегодня на пробежке нашли баню. Я проберусь за тобой после отбоя.
— Голый?
— Такие правила.
Шутка вырвалась у меня прежде, чем я успела прикусить язык, но меня охватывает трепет. Да, за нарушение правил наказывают, и иногда это только на пользу. Но побег — это уже не бунт. Теперь это погоня за желаемым. Я желаю провести эту ночь наедине с любимым.
— Как пройти к онсе? — перекрывает приглушенный гул разговоров чересчур громкий мужской голос с британским или, может быть, южноафриканским акцентом.
Через двойные двери входят турист и его жена-брюнетка. Рядом с ними беспомощно разводит руками лысеющий портье, бормоча что-то по-китайски. Турист теребит белую шляпу, точно путешествует
