Глава 49— Дарья, у нас покушение на Воронова. Мой напарник нейтрализовал преступника, сейчас он задержан до выяснения всех обстоятельств, но Андрей в больнице. Вы сможете к нему подъехать?
Душа замерла, а сердце ухнуло в пропасть. Я едва не рухнула на месте — слишком много переживаний и новостей свалились на меня за один день, чтобы крепко устоять на ногах.
— Что с ним? — выдохнула одними губами, прижав руку к груди. В глазах потемнело.
— Цел, но в результате падения потерял сознание, — серьезно ответил сержант. — В вашем почтовом ящике лежат его документы и ключи от машины — она продолжает стоять там, где вы ее оставили. Мы больше не видим смысла скрывать местонахождение главы «Сезама». Вам не составит труда прихватить документы с собой? Нужно ли говорить, что дело обстоит серьезнее некуда?
— К-конечно! Сейчас буду! Куда привезти?!
— Адрес больницы и отделения вы знаете…
Дальше я Лешенко не слушала. Помчалась с Сонечкой домой (дочка, как почувствовала, вмиг притихла), передала малышку на руки Риточке и устремилась в больницу. И только в такси подумала: а почему Лещенко доверил документы мне? Но эта мысль сразу же затерялась под множеством других — более важных и тревожных.
Кто покушался? Где? Кого задержали? И в каком состоянии сам Андрей?!
О собственном признании забыла — не до того стало. Расплатившись с таксистом, вбежала в фойе больницы, промчалась по ступенькам на второй этаж и оказалась в нужном отделении. Пролетела по коридору птицей и уже у двери знакомой палаты столкнулась нос к носу с молоденькой и симпатичной докторшей, удивительно похожей на Снегурочку…
Та только что вышла из палаты, и я ее остановила.
— Алена Ивановна? Здравствуйте! Я Дарья Петушок, помните меня? А где…
Но девушка только плечиками дернула, на одном из которых лежала длинная коса, и заметила обиженно:
— Конечно, помню! Ну и муж у вас, Дарья Николаевна. Грубиян! — хлюпнула носом и поджала дрогнувшие губки. — А ведь мы, как лучше хотим! Желания исполняем! Да он бы сам еще целый год с мыслями собирался, пока на что-то решился! Измучил бы и вас и себя — все равно у него другой дороги нет. А теперь я, оказывается, пигалица малолетняя! Нос сую, куда не нужно!
— Чт-то? — ничего не поняла я.
Однако доктор уже зажала под мышкой папку и потопала прочь, быстро стуча по полу каблучками белых сапожек. А я стремительно распахнула дверь…
— Андрей! — вбежала в палату… да так и застыла у порога, словно на стену налетела, споткнувшись о темный взгляд Воронова, пригвоздивший меня к месту. — … Иг-горевич?!
Целый и невредимый, мой шеф стоял у окна в джинсах и джемпере, а вовсе не в полосатой пижаме и, когда я вошла, резко обернулся. Сжав рот в жесткую линию, оторвал руку от подоконника и сузил ледяной взгляд…
Значит, видел, как я бежала.
Сумочка выскользнула из холодных пальцев и упала на пол. Я наклонилась, чтобы ее поднять. Волосы из собранного на затылке пучка растрепались, а шапка где-то потерялась…
— Ты… Вы… — силы в голосе не хватило, чтобы сказать нормально, и я пропищала: — С вами все х-хорошо?
Мы стояли, смотрели друг на друга и молчали, по-новому встретившись наедине. Точнее, это я смотрела, а Воронов просто-таки сверкал глазищами. Неужели еще вчера они у него были голубые и ясные, как зимнее небо? Смотрели с чувством? Сейчас они испепеляли меня, как адова тьма, готовые вот-вот пустить стрелы!
— Ну, здравствуйте, Петушок! — услышала я рокочущее и вздрогнула. — Или скорее, здравствуй… ж-жена?! Что, родная, соскучилась? На этот раз ты куда быстрее пришла!
Андрей сказал, будто жало из ножен достал и воткнул его прямо в сердце. Мне тут же захотелось вжать голову в плечи и накинуть на себя капюшон. А лучше снять пуховик и натянуть его задом наперед, чтобы не видеть его глаз — прежних глаз моего грозного шефа.
— Значит, говоришь, я на машину не заработал, да? Уверена?
— Нет, я не…
— Да я пахал, как одержимый с девятнадцати лет, как только остался без отца и понял, что у матери своя жизнь! И дед мне никогда не смел указывать! А ты заставила меня поверить, что я неудачник!
Ох, что тут скажешь? Щеки побледнели и дышать стало нечем.
— Прости.
— Прости, Петушок?! И это все? А как насчет остального?
Андрей оттолкнулся от окна и сделал ко мне всего шаг, а меня буквально овеяло его холодом.
— Так с кем я тебе изменил и когда успел бросить одну с тремя детьми, не расскажешь эту байку подробнее? Я знал, что не нравлюсь своему секретарю, но никогда не думал, что ты считаешь меня сволочью!
Я подняла руку и коснулась пальцами холодного лба и щеки. Не в силах ничего сказать в свое оправдание, пролепетала:
— Прости, я вовсе не считаю… Это не так.
— Зачем ты оглушила меня на парковке? Я все помню! С какой целью?
Что бы я сейчас ни сказала, было ясно, что все прозвучит жалко и неубедительно, но Андрей заслужил знать ответ. Мне все равно нечего было ему ответить, кроме правды.
Пол под ногами стал вязким, и я почувствовала, что тону.
— Это вышло случайно. Я хотела оглушить не тебя, а преступника. Ты не верил мне и не хотел ничего слышать. В тот вечер, когда это случилось, я стояла за углом нашего здания и ждала — хотела убедиться, что с тобой все хорошо. А когда вы с Пригожевой вышли, а потом расстались, увидела, как она позвонила кому-то по телефону и подала знак водителю в черном автомобиле следовать за тобой. Я лишь хотела предупредить, у меня не было других намерений, но тут какой-то тип выскочил из-за елок и бросился к тебе. Я же не знала, что это Лешенко и что в руке у него не нож, а рация. В тот день я была уверена, что больше не вернусь на работу и в портфеле лежал графин… Я так испугалась, когда подумала, что убила тебя!
— Какой еще Лешенко?! Кто это?
— Сержант полиции. Там еще был кот — здоровый и черный. Мы тебя вместе спасали.
— С котом? — глаза Андрея продолжали сверкать гневом. Похоже, он решил, что я над ним издеваюсь или сошла с ума. Сейчас я тоже была близка к тому, чтобы в это поверить.
