— Вы, конечно, далеки от того, чтобы считать себя невинной девой, но… с другой стороны, вы собирались замуж за человека, которого, в отличие от первого мужа, действительно любили. Да и невинность телесная с душевною мало общего имеет.
Она коротко кивнула.
— И тут он погибает…
— Его убили, — просипела Ефимия Гавриловна, пытаясь ослабить кружевной воротничок. — Его… убили… его… этот вот виноват… мне сказали, что… рассчитаются… никто не уйдет… что я должна набраться терпения… они сами… сами…
Она сделала глубокий вдох, успокаиваясь. И ткнула револьвером в Демьяна.
— Я сразу его узнала. Еще в поезде… и подумала, что Господь есть, что он, Господь, не зря нас свел. Господь позволил прозреть… сквозь заклятья… Нюся твердила, что он обыкновенный, но я-то чуяла, я-то знала правду… я видела его настоящее лицо. А значит, не зря.
— Не зря, — согласился Вещерский.
Демьян же подумал, что, верно, не Господа следует за то благодарить, но тот, иной мир, о существовании которого сам Демьян еще недавно не ведал. Теперь же видел он, сколь прочно сроднилась с ним эта вот женщина, пропитанная, пронизанная мертвечиной от волос до самых костей.
Она же, склонив голову, но не выпустив револьвера из рук, перекрестилась и сказала:
— И если так… то… все в руце Его… в моей…
— А стреляли тоже вы?
Ефимия Гавриловна кивнула.
— Хотела… поглядеть… куда это он в этакую рань собрался. Лошадки у меня имелися, чай, на Аполошкиных конюшнях не все поиздохли. Думала, гляну только. А он на тропу Соколью вышел, идиот этакий. Вот я и подумала, отчего бы не воспользоваться случаем? Уж больно удобный. Только он, скотина, выкарастался.
И полный глухой ярости взгляд вперился в Демьяна.
— Но ничего… так даже лучше… лучше так… смерть твоя не будет быстрой.
И бледные губы растянулись в улыбке. А сама Ефимия Гавриловна, отвернувшись, бодрым шагом направилась вглубь конюшни.
Все-таки следовало шею ей свернуть, не дожидаясь княжеского соизволения.
— Не спешите, — Вещерский оказался рядом. — Есть небольшая вероятность, что бомбы связаны с нею. Убьем раньше времени, и взорвутся.
— Думаете… они и вправду существуют?
— Практически уверен. Ячейку взяли на рассвете, однако… — княжич потер переносицу. — Есть основания полагать, что некоторые… их изделия были изъяты ранее. Для нужд партии.
Это многое меняло.
Бомбы не на словах, но на деле, пусть и лишенные сердца из проклятой силы, но и обыкновенной огненной магии хватит. Или даже пороха. Тихий курортный город. Люди, которые прибыли отдыхать. Маги и те не станут держать щиты постоянно.
И где?
— Ищут, — почти одними губами ответил Вещерский. — Как найдут — узнаем. Пока… тянем время.
Если, конечно, им будет позволено.
А потом Демьян увидел Василису.
Она стояла в деннике, прижимая к груди металлическую коробку, глядя растерянно и вместе с тем решительно. И становилось понятно, что коробку эту Василиса в жизни никому-то не отдаст. И даже прикоснуться к ней не позволит.
Отступив к стене, она коснулась ее ладонью.
Замерла.
— Не надо, девонька, — произнесла Ефимия Гавриловна. — Бежать тебе некуда. Да и… поверь, мне и вправду жаль… ты, хоть из этих вон, да…
Она махнула рукой и велела.
— Поставь.
Глава 32
Василисе приходилось сдерживать себя, чтобы… чтобы не случилось страшное.
Что именно?
Она, говоря по правде, не очень понимала. Но четко знала, стоит ей захотеть… стоит позвать… стоит…
— Поставь, — повторила женщина с одутловатым болезненным лицом. Она была смутно знакома, но Василисе совершенно не хотелось думать о том, где и когда она эту женщину встречала.
Та была неприятна.
И хотела взять то, прикасаться к чему не имела права. Вот только в руке женщина держала револьвер. И дуло черное его смотрело на Василису.
— Не глупи, — сказала Нюся почти шепотом. — Она все равно заставит. Просто… кто-нибудь пострадает. Или, может, ты сама этого хочешь? Избавиться от сестры? Или там от старухи?
Василиса наклонилась.
Она сделала вдох и заставила себя положить коробку на землю.
— Нет, не уходи. Открывай, — велела некрасивая женщина.
— Возможно… — начал было Вещерский, но женщина резко оборвала его:
— Заткнись, княже, пока цел.
— Я открою, — Василиса присела у коробки. — Мне… можно.
Она улыбнулась.
Не Вещерскому.
И не Марье, которая будто очнулась ото сна. И уж совершенно точно не этой вот женщине, не понимавшей, что с иными силами вовсе не следует связываться, не говоря уже о том, чтобы пытаться их обокрасть. Пускай… Василиса улыбнулась тому человеку, который смотрел на нее хмуро и с беспокойством.
И, кажется, потом, после, он выскажется о том, что женщинам не стоит лезть в мужские дела.
Что… нужно было оставаться дома.
И торт испечь.
Или два.
Торт Василиса испечет, но потом, после. А сейчас она провела пальцами по крышке, стирая остатки пыли. Коснулась уголков.
— Не тяни! — женщина покраснела.
От злости?
Или с сердцем неладно?
Василиса откинула крышку.
— Доставай! Ну же… не заставляй меня…
Внутри коробки обнаружилась шкатулка. Старая. Нельзя сказать, чтобы совсем уж старинная. Василиса видела похожую, правда, в той пряталась бомба, а здесь…
Василиса вытащила шкатулку и поставила ее на коробку.
Откинула и эту крышку.
И взяла тонкую косточку. Что это было?
…рука… тонкие пальцы чесали волосы, и гребень проходил по темным прядям, что челнок по водам. Пряди эти были тяжелы, и многие завидовали этому богатству.
Пустое.
Косточка легла рядом со шкатулкой. А Василиса… она коснулась дна. Точно. У тетушки была шкатулка с секретом, и эта такая же. Надобно надавить на уголок, только осторожно. И поднять, перевернуть, тогда-то дно и выпадет.
Выпало.
Легло на ладонь черною деревяшкой, а на ней тускло блеснуло золото.
— Надо же, — Нюся поджала губы. — А ты не говорила, что она с секретом.
— Я…
— Не знали? — не удержался Вещерский. — Бывает… Васенька, будь любезна…
Василиса покачала головой: людям не стоит трогать вещи, им не принадлежащие. Она надела браслет и зажмурилась от удовольствия. Вот так правильно.
