— Решай быстрее. Время ограниченно.
— А он? — Алёна кивнула на чужого. — А его ты забрать можешь?
Безумный, безумный разговор! Как из низкопробного фантастического сериала вроде «Станции-тринадцать» или «Распакованных звёзд». Как будто можно забрать человека из будущего, поместить его в прошлое и заставить не сделать или сделать что-либо, что отменит одно отдельно взятое будущее для одного отдельно взятого человека.
Тим покачал головой:
— Нет. Его — нет. Я могу влиять ограниченно только на тех, кто со мною рядом. Он — не рядом. Он — в стороне. Дай руку, Аля.
— А их? — Алёна ткнула в мёртвые тела. — Их ты задержать сможешь?
Тим молчал, его лицо плыло, растворяясь в сиянии и собираясь из тягучего серебряного света вновь.
— Тим, я не могу вернуться! — Алёна задохнулась от внезапно принятого решения, но оно было единственно правильным: вернуться, зная, что из-за тебя погибли другие — сомнительная радость. — Уведи — их! Я не знаю, делай что хочешь, оглуши, запри, свяжи, только не дай им убиться! Пусть они останутся живы, Тим. Ты же говорил, что ты — везде, значит, ты сейчас здесь и одновременно там, где они собираются на эту страшную глупость. Задержи их! Спаси!
— Время закончилось, — грустно сообщил Тим, отступая на шаг. — Прости. Ты — выбрала, Аля. Прости. Выбор неизбежен. Прости…
Он перевёл взгляд куда-то за её плечо, Алёна обернулась тоже и увидела, что чужой стоит перед Тимом на одном колене, опустив голову и уперев в пол кулак. Тим сказал ему что-то. Два коротких слова. Тот вскинул голову и совсем по-человечески кивнул.
Помещение затопило серебряным потусторонним огнём.
— Тим! — запоздало крикнула Алёна. — Женьку! Женьку тоже!
Ей показалось, будто уходящий вдаль силуэт обернулся через плечо и кивнул. И тут же всё закончилось. Всё закончилось мгновенно, резко, сразу, будто повернули рубильник и наконец-то выключили этот громадный, страшный, ужасающий Свет.
А был ли он вообще? Может, это всего лишь игра воспалённого случившейся, кроме шуток, катастрофой сознания? Алёна с силой ущипнула себя — чёрт, больно!
Чувствовала она себя донельзя странно. В голове двоилась. Она помнила, что уходила в очередной рейс с Женькой Скобелевым и помнила, что вопреки правилам отправилась в полёт одна. Она помнила разговор с Олегом Ольгердовичем в ангаре и в то же время знала, что никакого разговора не было, она подошла к своей машине одна.
В капсулах-вродесаркофагах исчезли все тела.
В тёмных волосах чужого появились зеркальные пряди.
Коленки дрогнули. Алёна осела на пол, теряя сознание.
Она пришла в себя от дикой головной боли. Мозг буквально разрывало изнутри, казалось, там не осталось ничего, кроме колючей проволоки, по которой бежал ток высокого напряжения. Как же больно, ууууу! На волне боли потеряла сознание снова. Потом пришла в себя и опять только лишь для того, чтобы корчиться в муках. И так не раз, не два и даже не десять…
Когда всё это наконец-то закончилось, Алёна удивилась и не поверила. Лежала какое-то время, ожидая возвращения кошмара. Но кошмар не приходил. В теле поселилась противная слабость, слегка подташнивало, но и только.
Волевым усилием она велела прекратить себе скулить и киснуть. Сесть, правда, удалось, не с первой попытки… Поднесла к лицу руки: пальцы дрожали. Одно запястье охватывала тугая синеватая повязка плотного медицинского бинта, на втором красовался ненавистный браслет с фиолетовыми камушками.
— Зараза, — выдохнула Алёна, яростно пытаясь стащить браслет с руки.
Браслет не поддавался. Хоть руку отгрызай!
— Бесполезно. Даже не пытайся.
Алёна вскинула голову. Чужой подпирал спиной стену, сложив на груди руки. Он переоделся в эффектный тёмно-зелёный костюм с воротничком-стойкой, из-под рукавов выглядывали белоснежные широкие манжеты. Свои длинные, в мелкое колечко, волосы уложил в высокую причёску, выпустив одну прядь у виска, отчего стал похож на персонажа старого фильма. В другой раз Алёны бы прыснула, до того забавно у него получилось, но сейчас ей было не до смеха.
— А я думала, ты немой! — вырвалось у Алёны вперёд разума.
— Не немой. Выучил. Головная боль и общая слабость после ментального сканирования — это нормально. Скоро пройдёт.
Нормально, он сказал. Нормально! Знал бы он сам, что это такое, когда мозги выворачивает и колотит о стены собственной черепушки.
— Сними с меня эту пакость! — потребовала Алёна, поднимая руку с браслетом.
— Не сниму, — отказался он и пояснил: — Ты опасна.
Алёна сжала кулак, мгновенно одевшийся алым огнём.
— Боишься? — свирепо спросила она.
— Боюсь, — равнодушно ответил он.
Засветить бы ему в физиономию! Но Алёна уняла клокочущую ярость. Первая попытка спалить поганца окончилась для неё слишком плачевно, забинтованная рука тому свидетель. Испытывать по второму разу тот же самый кайф не хотелось.
— Кто надел на тебя это?
— Никто, — огрызнулась Алёна. — Я сама.
— Сама-а! — чужой изумился беспредельно, даже рот приоткрыл.
— А что? Что это такое, чёрт возьми?
— Как ты надела его?
Алёна поняла, что он не отвяжется, пока не расскажешь ему подробности.
— На одной планете по дороге сюда мы нашли вашу базу, — нехотя сказала она. — Только та база была совсем мёртвая, и меньше этой. Вот там нашла, надела, а снять не смогла. Он не мешал, в общем-то…
Не мешал, да. Пока не замахнулась на хозяина.
— Повезло, — философски отметил чужой.
— Так ты объяснишь мне наконец, что это такое? — не вытерпела Алёна.
Он совсем по-человечески пожал плечами:
— Это шоулем. Контроль агрессивности. Его надевают на животных, компаньонов и диких, а так же на всех, кто был поражён в правах, не зависимо от изначальной буйности, в качестве дополнительного обозначения их статуса…
Алёна потрясённо переварила услышанное. Ожидала чего угодно, но чтоб такое!
— Сними его с меня! — потребовала она. — Сейчас же. Я не животное!
— Не сниму, — спокойно отказался чужой.
Алёну захлестнуло эмоциями. Вот ради чего она отказалась возвращаться, оказывается. Ради статуса комнатной собачки!
— Ненавижу! — крикнула она, заливаясь слезами. — Урод, выродок, ненавижу!
Чужой молча выслушал её истерику. Потом ровно произнёс:
— Ты мне не нравишься тоже.
Отлепился от стены и вышел из комнаты. Алёна повалилась обратно на постель, долго плакала. От слёз на какое-то время даже заснула. А потом её начала кусать совесть. Она вспомнила, как этот парень, едва выбравшись из анабиоза, бросился разыскивать ушедший «Ковчег». Несколько часов поиска, перелёт туда и обратно. И как ему плохо стало в конце, а он, вместо того, чтобы завалиться отдыхать, зарядил в себя стимуляторами. От которых однозначно потом мучился. Может быть, почти так же, как она сама недавно с головной болью.
