— Я собирался сам его убить, — заметил рыцарь, разочарованный тем, что у него отняли возможность собственноручно расправиться с человеком, нанесшим столько вреда Эйнсли, и все еще не уверенный, можно ли доверять непредсказуемому Макфибу.
— Мне это известно, сэр де Амальвилль, однако у меня были свои причины желать смерти этого человека, — невозмутимо ответил Макфиб.
— Но ведь он был твоим союзником. С самого начала набега на Кенгарвей вы стояли рядом, плечом к плечу, объединившись против меня.
— Он никогда не был ничьим союзником, разве что своим собственным. Он бы не задумываясь перерезал глотку родной матери, если бы считал, что это принесет ему какую-нибудь выгоду. Менее года назад он убил моего кузена и отнял его земли. Мне пришлось приютить и кормить вдову и детей, у которых не осталось надежды когда-нибудь получить назад свое добро.
— И все же ты стал союзником этого человека?
— Так пожелал король. Да и сам я жаждал пролить хоть немного крови Макнейрнов. — Макфиб перевел взгляд на бездыханное тело Фрейзера и неожиданно в сердцах плюнул. — Я мог бы говорить о преступлениях этого человека до захода солнца и все равно что-то упустил бы. Но ты наверняка наслышан о нем не хуже моего.
— Так ты шел на эту битву, стремясь отомстить не только Макнейрну, но и Фрейзеру?
— Не совсем. Но я действительно искал случая посчитаться с негодяем. Его неразумная ненависть к тебе дала мне шанс, которого я так давно искал. Я с самого начала подозревал, что он воспользуется налетом на Кенгарвей, чтобы попытаться убить тебя.
Гейбл тоже вложил меч в ножны и окинул Макфиба ироничным взглядом:
— А тебе не пришло в голову, что было бы не худо уведомить меня или хотя бы кого-нибудь из моих людей о своих намерениях?
— Я не видел в этом необходимости, — невозмутимо отозвался Макфиб и неожиданно улыбнулся. Впечатление было такое, что на всегда хмуром небе блеснул луч солнца. — Да и стал бы ты, сэр Амальвилль, будучи придворным самого короля, прислушиваться к подозрениям какого-то паршивого шотландца относительно другого приближенного?
Гейбл на это лишь усмехнулся — замечание и впрямь было справедливым.
— И все же я хотел сам убить его.
— За то, что лишил тебя возможности осуществить законную месть, я прошу твоего милостивого прощения, — высокопарно произнес Макфиб. — Думаю, однако, что это был не единственный твой враг. Обещаю, что впредь не стану вмешиваться!
Гейбл покачал головой и отправился разыскивать Эйнсли. Позднее, когда он убедится, что с девушкой все в порядке, у него еще будет возможность поразмыслить над словами Макфиба. Рыцарь начинал склоняться к мнению, что при всей своей грубости и необразованности этот огромный шотландец гораздо умнее и хитрее, чем кажется на первый взгляд. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, как он только что повел себя. Макфиб терпеливо ждал своего часа, чтобы расправиться с Фрейзером, и, как только такая возможность возникла, действовал с быстротой молнии, несмотря на свою внешнюю неуклюжесть. Ни один из его людей не пострадал в этой схватке. Решительность, с которой шотландец набросился на Фрейзера, свидетельствовала о незаурядном военном искусстве, а также о том, что свой план он, без сомнения, обдумал заранее.
Поразмыслив, Гейбл решил, что с Макфибом надо держать ухо востро и при первом удобном случае как можно больше разузнать о нем. Впрочем, в данный момент рыцаря интересовала только Эйнсли и ничего больше.
Гейбл нашел девушку в закутке, образованном из жердей и натянутых на них грязных овечьих шкур. Маленькая горничная и ее мать уже вытащили стрелу и обработали рану. При взгляде на лоскуты ткани, выполнявшие роль бинтов и опоясывавшие нежное плечо Эйнсли, Гейблу стало дурно. Тряпки были серыми от грязи, так же как мех, на котором лежала девушка, и руки ее сиделок. Зная, какое значение придает чистоте сама Эйнсли — в свое время, помнится, его это даже насмешило, — Гейбл был удивлен, что она не стала настаивать на своем в этот раз. Он хорошо помнил, как быстро и безболезненно зажили раны Джастиса и Рональда, обработанные Эйнсли.
От души поблагодарив женщин за помощь, Гейбл деликатно удалил их из закутка. Как только они вернулись к своим родичам, рыцарь знаком подозвал к себе Джастиса. Если Эйнсли права и грязь действительно представляет опасность при ранениях, остается надеяться только на то, что еще не поздно возместить ущерб, невольно нанесенный усердными, но не слишком чистоплотными сиделками.
— Она еще не очнулась? — спросил Джастис, взглянув на Эйнсли, и тут же добавил, чтобы успокоить Гейбла: — Впрочем, это не означает ничего плохого!
— Ты помнишь, как Эйнсли обрабатывала твою рану? — прервал его Гейбл, опускаясь на колени рядом с девушкой.
Джастис пожал плечами:
— Смазывала какими-то мазями, а потом перевязывала. По-моему, эти женщины тоже неплохо справились…
— А ты посмотри внимательней, кузен. Разве ты не помнишь, какое значение Эйнсли придавала чистоте — и раны, и того, кто ее лечит?
— Ну да, что-то припоминаю, — протянул Джастис. — Кажется, для остальных Макнейрнов чистота — пустой звук!
— Вот именно. Иди-ка сюда, поможешь мне снять с нее эти жуткие тряпки.
— Вначале надо принести чистые одеяла и воду. Может быть, мне удастся раздобыть немного эля, который варят и пьют здешние жители. Помнится, Эйнсли именно им поливала мою рану.
Как только Джастис ушел, Гейбл сосредоточил все свое внимание на Эйнсли. Его беспокоила ее бледность и странная неподвижность. Когда ему удалось наконец освободить рану от окровавленных бинтов, он ужаснулся при виде зияющей дыры в плече девушки. Эйнсли ведь такая миниатюрная и хрупкая! Эта рана может оказаться опасной, если не сказать смертельной, для ее нежного организма. Все тело Эйнсли покрывали синяки. А как она похудела! Гейбл понимал, что и то, и другое — следствие жестокого обращения отца. Для выздоровления ей нужны силы, которых, судя по всему, у нее осталось совсем немного. За одно то, как Дугган Макнейрн обращался со своим собственным ребенком, он заслужил самое суровое наказание…
Не успел Джастис возвратиться с водой, чистыми тряпками и одеялами, как Гейбл захлопотал вокруг Эйнсли. Первым делом он раздел и выкупал девушку, надеясь, что она простила бы его за такое самоуправство.
Пока Гейбл промывал и обрабатывал рану, Джастис держал Эйнсли — боль, очевидно, была так велика, что даже в бессознательном состоянии девушка стонала и пыталась вырваться, когда чувствовала прикосновение к ране. Окончив работу и попросив Джастиса завернуть раненую в одеяло, Гейбл умылся и даже хлебнул немного крепкого напитка, которым только что поливал плечо Эйнсли.
— Не могу поверить, что кто-то может это пить, — поморщившись, заметил он, отставляя кувшин и вытирая выступившие слезы.
— Я тоже как-то его попробовал. По-моему, слишком крепкий, — подтвердил Джастис.
— Да, прямо обжигает. — Гейбл перевел дух и осторожно убрал прядь волос, упавшую Эйнсли на лоб. — Рана очень глубока, а Дугган, будь он неладен, сделал все, чтобы лишить дочь сил, необходимых для выздоровления!
