Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Прорвавшиеся наверх мертвой хваткой держались за свое место. При Брежневе кадровые перемены происходили редко. Высших чиновников это устраивало. Но молодежь заскучала.
«Совсем старые руководители, очень больные, не уходили на пенсию, — писал министр здравоохранения академик Борис Петровский. — Им было не до перемен. Дожить бы до естественного конца при власти и собственном благополучии. Знаете, у врачей есть даже термин «старческий эгоизм». Так вот, в годы застоя в руководстве страны прямо-таки процветал «старческий эгоизм».
Иван Алексеевич Мозговой, избранный секретарем ЦК на Украине, наивно-прямолинейно спросил одного из коллег по аппарату:
— Чего вы так держитесь за свое кресло? Вам уже под семьдесят. Месяцем раньше уйдете, месяцем позже — какая разница?
Наступила пауза. Потом, сжав ручки кресла, чиновник сказал:
— Да я буду сражаться не только за год или месяц в этом кресле, а за день или даже час!
Через несколько лет Мозговой понял, почему никто по собственной воле не уходит с крупной должности. Как только его самого лишили должности, то сразу же отключили все телефоны — дома и на даче. Он связался с заместителем председателя республиканского комитета госбезопасности, с которым по пятницам ходил в сауну, возмутился:
— Да как же так? Это же форменное хулиганство!
Тот философски ответил:
— Ты же знаешь, таков порядок, это не мной придумано.
Члены политбюро, которым по возрасту и состоянию здоровья давным-давно следовало уйти на пенсию, до последнего держались за должность. Пока у власти — ты всем нужен и у тебя все есть, а вышел на пенсию — ты никто.
Брежнев у себя на даче отмечал очередной день рождения. Первый секретарь ЦК компартии Украины Петр Шелест преподнес Леониду Ильичу поздравление, в котором говорилось: «Ваши годы — это ранняя золотая осень, которая приносит огромные плоды для нашего народа!»
Брежнев остался недоволен:
— О какой осени идет речь?
Он продолжал считать себя молодым.
Сменявшие друг друга старцы на трибуне Мавзолея — можно ли придумать более зримую метафору упадка советского строя?
Непосвященные не подозревали, как те, кому положено, заботились, чтобы вожди там не замерзли и не проголодались.
«Там стояли столики с телефонами и тележки, на которые мы ставили термосы с заранее сваренным глинтвейном, — вспоминал заместитель начальника отделения Особой кухни подполковник Игорь Николаевич Нетылев. — Это делалось на 7 ноября, 1 мая и в других подобных случаях. Рядом раскладывали выпечку, шоколадные конфеты в больших коробках. Эти конфеты дарили детям, которые поднимались на трибуны Мавзолея с красными гвоздиками для членов политбюро. За Мавзолеем существовала пристройка, в которой стояли накрытые столы, здесь можно было поесть и первое, и второе. Но кушали тут далеко не все, так как за официальной частью праздника обычно следовал прием».
Даже сотрудники партаппарата в своем кругу, не стесняясь, крыли матом заскорузлую систему. С горечью говорили, что в стране идет распад, а вожди в маразме и лишились здравого смысла. Когда телевидение показывало членов политбюро, людей разбирал гомерический хохот. Самое сильное впечатление от церемонии похорон Леонида Ильича Брежнева в ноябре 1982 года — болезненный, немощный вид людей, которые после его смерти остались руководить государством.
Андропов страдал целым букетом тяжелых заболеваний. Не будь он членом политбюро, давно бы перевели на инвалидность. Новый генсек с трудом мог встать из-за стола. Когда он шел, его поддерживали два охранника. Через несколько месяцев он оказался в больнице, откуда уже не вышел. Вместо него генеральным секретарем избрали Черненко, и во главе государства оказался столь же безнадежно больной человек. Охране приходилось постоянно выводить его в комнату отдыха, там врачи установили кислородный аппарат, помогавший ему дышать.
«От имени политбюро кандидатуру Черненко предложил пленуму 79-летний предсовмина Тихонов, — писал сотрудник ЦК Валерий Михайлович Легостаев. — Явление этих двух слабых старых людей на политической вершине страны, и без того измученной многолетним зрелищем брежневского увядания, произвело гнетущее впечатление. Как будто бы сам Брежнев вдруг встал из могилы, отряхнул с пиджака землю со снегом и пошел на свое прежнее рабочее место… Крушение всех надежд, тревога, подавленность, и вместе с тем веселая отчаянная злоба — дать бы кому-нибудь по морде, а там будь что будет. По моим впечатлениям, именно в такое состояние привело общество избрание Черненко генсеком».
Как же так случилось, что в руководстве остались одни старцы, физически и морально не способные руководить огромным государством? А где же молодые? Почему они не взяли власть? Кадровая политика кремлевских вождей состояла в том, чтобы устранять сильные и самостоятельные фигуры, всех, кто мог составить конкуренцию. Новые и энергичные люди воспринимались как опасность.
Поэтому так много надежд связывалось с молодым Горбачевым. Преобразований жаждали и его будущие яростные критики. Разумеется, представление о переменах у всех было разное. Кого-то вполне устроило, если бы Михаил Сергеевич ограничился освобождением начальственных кресел от засидевшихся в них ветеранов.
Однако же кадровые чиновники в перестройку провалились.
Продвинуться по карьерной лестнице было трудно. Требовалась особая предрасположенность к существованию в аппаратном мирке и годы тренировки по комсомольской линии. Это был тогда единственный кадровый лифт, суливший в случае удачи стремительное продвижение.
Наиль Бариевич Биккенин, который много лет трудился на Старой площади, писал: «Я безошибочно мог определить в аппарате ЦК бывших комсомольских работников по тому, как они садились и выходили из машины. Такую непринужденность и автоматизм навыков можно было приобрести только в молодости».
Если с юности поднаторел в составлении звонких лозунгов, организовывал «группы скандирования», отчитывался «наверх» о массовой посещаемости несуществующей системы политучебы, переписывал текущий доклад с прошлогоднего, то какие качества ему были нужны? Если долгие годы занимался «выколачиванием» плана, в роли бдительного куратора присутствовал на партийных собраниях, то какой опыт приобретался? Аппаратных интриг? Умение лавировать, уходить от опасных решений?
В борьбе за право занять очередную ступеньку на карьерной лестнице эти кадры научились выходить победителями. А в перестроечные годы в реальной политической борьбе терпели поражение. Разумеется, и сквозь трясину чиновничьей жизни прорывались, «выламывались» из нее, как сказал бы Карл Маркс, яркие люди, прирожденные лидеры. Но много ли таких?
Провал августовского путча — это настоящая революция. Исчез ГКЧП, исчезло все — ЦК, обкомы, горкомы, райкомы!.. КГБ перестал внушать страх. И никто не пришел на помощь старой системе! Даже ее верные стражи.
В те дни любые начальники говорили и вели себя необычно — предупредительно, даже заискивающе. Они боялись! Потеряли свои кресла вожди, которые столько лет командовали народом. Еще вчера они были хозяевами страны, а сегодня — никто и ничто! Сколько руководящих кресел освободилось!
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
