Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Дальше произошло следующее: краем глаза я заметил, что кабель улетает прочь. Каким-то образом крюк, который я использовал, чтобы закрепить его, отстегнулся, и кабель медленно уплывал в космос. Первая мысль, которая молнией вспыхнула у меня в голове, была: «У нас такой всего один!» Иногда у нас бывают запасные детали, как это было с блоками гироскопов, но для этого кабеля никакой запаски не было. Если он улетит, это всё. Без него обзорную камеру не починить, а мы к «Хабблу» больше никогда не вернемся. Я смотрел, как уплывает кабель, а видел, как уплывает будущее астрономии.
Я работал внутри телескопа рядом со звездными датчиками и тончайшими приборами, к которым мы не должны были прикасаться, но я не мог позволить кабелю уйти. Он был уже в полутора метрах от меня и двигался быстро. Я ринулся за ним. Если бы я не был пристегнут к поручню фалом, я бы тоже отправил себя в нескончаемый космический полет, из которого невозможно вернуться. Но я знал, что пристегнут. Я пристегивался на автомате — спасибо многолетним тренировкам! Я даже не проверил это перед тем, как прыгнуть. Я метнулся за кабелем, схватил его, потом ухватился за фал и подтянул себя обратно. Грунсфелд наблюдал за мной изнутри и перепугался до чертиков. Он завопил через устройство связи: «Масса! Осторожно!» Вся сцена заняла буквально несколько секунд, и в Центре управления полетами все были так сосредоточены на ремонте гироскопов, что никто не заметил, как я чуть не сорвал ключевую часть нашей экспедиции.
Мы закончили замену блоков гироскопов и аккумуляторных батарей без всяких проблем. На следующий день Грунсфелд и Дрю установили новый спектрограф космического излучения и произвели ремонт усовершенствованной обзорной камеры. Мы внимательно наблюдали за этим ремонтом, потому что это была репетиция ремонта регистрирующего спектрографа. Если у Грунсфелда будут какие-то проблемы, возможно, я смогу понять, с какими трудностями мне предстоит столкнуться на следующий день. Но никаких затруднений не возникло. И установка спектрографа космического излучения, и ремонт обзорной камеры прошли без сучка и задоринки. Это был практически идеальный день работы в космосе — настолько, насколько он вообще может быть идеальным.
Я желал себе идеального дня. Каждому питчеру хочется провести идеальную игру хотя бы однажды. Об этом я думал, натирая и полируя свой шлем тем вечером. В течение пяти лет с того дня, как Грунсфелд сообщил мне о возможной непилотируемой миссии, я не думал ни о чем, кроме телескопа. Каждое воскресенье я сидел на церковной скамье и думал о «Хаббле». Я водил детей с их друзьями на роллердром, смотрел, как они проезжают круг за кругом, и думал о «Хаббле». Теперь я был готов выйти к нему. Я знал, что это будет мой последний выход в открытый космос к телескопу. Я полагал, что существовала большая вероятность того, что это вообще моя последняя космическая прогулка. И я вот-вот должен приступить к самой сложной и искусной работе, которая когда-либо совершалась в открытом космосе. Это было не погружение в бассейн. Теперь все должно было случиться по-настоящему.
Тем утром мы проснулись под песню Билли Джоэла «Нью-йоркское настроение». Мы с Буэно занимались нашими обычными делами, позавтракали, надели облачение, прошлись по контрольным листам. Я все время думал: «Вот оно. День настал». Я знал, что этот день будет как рассказ, у него будет начало и конец. Но каким будет конец — этого я не знал. Я знал только, что так или иначе это будет значительный день — день, который я запомню. Так оно и случилось. С тех пор, когда бы я ни произносил речь, я всегда говорю об этом дне.
Мы пытались сделать в космосе то, чего до нас никто никогда не делал. Как мы пройдем через это? Справимся ли мы? Мы столько раз прогоняем все свои задания на Земле не только для того, чтобы узнать, как правильно выполнить работу, но для того, чтобы определить, что может пойти не так. В зависимости от сложности выхода в открытый космос может возникнуть множество проблем. Последнее, чего бы тебе хотелось, — это столкнуться с трудностью, которую ты не предвидел и для которой не существует готового решения. Но это неизбежно случается. Мы с Дрю говорили об этом, переводя ситуацию на язык автомобильных терминов. «С машиной всегда что-нибудь не так, — говорил он. — Ты просто еще не знаешь, что случилось». Может быть, сейчас соскочит ремень? Левая передняя камера прохудилась и вот-вот рванет? Ты не знаешь точно, но демоны рядом и тебя поджидают. Можно лишь надеяться, что они станут набрасываться на тебя лишь по одному за раз.
«Хаббл» находился в задней части грузового отсека. Направляясь туда, я не смотрел вперед. Когда ты свободно перемещаешься во время выхода, передвигаться туда-сюда всегда страшновато, потому что ты находишься на «пороге» грузового отсека, через его край видишь космос и чувствуешь себя так, будто можешь выскользнуть, потерять управление и улететь. Ты пристегнут к кораблю фалом, но этот фал длиной 16 м, а это длинный путь, и ты долго будешь болтаться в пустоте, пока привязь не остановит твое движение. Поэтому со страхом справиться непросто.
С момента моих выходов в открытый космос во время STS-109 кое-что изменилось. Рука-манипулятор всегда выходит из левого борта шаттла, и ее достаточно трудно обогнуть. Есть несколько поручней, но в некоторых местах нелегко прочно ухватиться за них. Мы всегда двигались по правому борту, где был свободный путь с поручнями по всей его протяженности. Теперь у нас была эта операторская стрела для осмотра теплозащиты, появившаяся после катастрофы с «Колумбией». Она была расположена по правому борту, и этим путем я больше следовать не мог. Я был вынужден пользоваться той тернистой тропой вокруг основания руки-манипулятора, тут хватаясь за шланг, там — за болт и все время волнуясь, что потеряю захват и отклонюсь от курса. Частично именно поэтому я хотел, чтобы все прошло идеально, потому что в этом случае я должен был дойти до телескопа один раз, в начале выхода, а потом, в конце, — вернуться назад. Я хотел провести этот день, закопавшись в телескоп, где мог сосредоточиться на своей работе.
Когда мы с Буэно добрались до телескопа, Дрю начал проводить нас по контрольному листу. Мы двигались пошагово и даже немного опережали расписание. Я присоединил инструмент для демонтажа скобы. Все прошло отлично. Я присоединил инструменты для снятия ручки, которые должны были поймать болты и прокладки, когда они выйдут наружу. Это тоже получилось хорошо. Затем я должен был открутить те самые четыре винта, которые давали мне возможность установить опорные стойки для улавливающей платы. Как раз с этими винтами был наибольший шанс, что они оставят после себя посторонние объекты, которые могут повредить телескоп. Медленно, очень медленно я взял шуруповерт с закрепленным на конце наконечником-уловителем и открутил первый винт. Он вышел чисто. Второй. Третий. Приступая к четвертому, я посмотрел на него и подумал: «Еще один, и я вычеркну этот пункт из списка и больше никогда не буду иметь с вами дела». Я всякий раз так думал, мысленно вычеркивая каждую выполненную мелочь из списка: я это сделал. Больше никогда.
Четвертый винт вышел чисто. Теперь, прежде чем установить опоры, мне предстояло убрать ручку. Для работы я использовал большой аккумуляторный шуруповерт с пистолетной рукоятью. Он был хорошо мне знаком — я пользовался им тысячу раз. Два верхних винта вышли без проблем. Левый нижний — тоже. Еще один, и все готово. Я вставил свой инструмент в головку правого нижнего винта и, как и тысячу раз до этого, нажал на спусковой крючок. Наконечник шуруповерта вертелся и вертелся. На инструменте загорелся красный индикатор. Зеленого я так и не дождался. Патрон крутился и крутился, и ничего не происходило. Что-то пошло не так. Я заглянул в маленькое окошечко инструмента и не увидел головки винта. Я видел деформированную круглую штуку, которая получилась из-за того, что я установил инструмент, нажал спусковой крючок и сорвал головку винта.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
