В дальнейшем Академия знала взлеты и падения, но сумела устоять. Она прошла через века, меняя названия и местоположение. Множество блестящих ученых, деятелей культуры и высших лиц нашей Церкви обучались там. Впоследствии ее перевели в Троицесергиеву обитель. На сегодняшний день Славяно-греко-латинская академия носит название Московской духовной академии и представляет собой крупнейший церковный вуз России. А в зданиях Заиконоспасского монастыря в 1992 году возник Российский Православный богословский университет имени святого апостола Иоанна Богослова.
До Петра I, до обвальной вестернизации России, страна сумела великими трудами создать собственную Академию, сделать шаги по самостоятельно проторенному пути просвещения. Но все это в результате поспешных преобразований Петра оказалось на задворках нашей цивилизации.
До петровского правления славяно-латинский «формат» просвещения проигрывал славяно-греческому в условиях естественной конкуренции. И лишь в годы царствования Петра Алексеевича латинская схоластика пришла в Академию, надолго иссушив ее умственную самостоятельность. Академия примет направление, когда-то поддерживаемое Симеоном Полоцким и Сильвестром Медведевым, дух высокой славяногреческой образованности уничтожится в ней надолго…
Слава богу, не навсегда. Пройдут десятилетия, и она воспрянет, и переживет еще творческое возрождение.
* * *
А теперь стоит взглянуть на ученые затеи государя Федора Алексеевича издалека, с дистанции в несколько столетий, и ответить на вопрос: разве не достоин этот монарх в высшей степени почтительного отношения? Его отец заводил училища, но так и не смог организовать дело на постоянной основе. Государь Алексей Михайлович воевал, реформировал русское право и русскую армию, изнемогал от тягот церковного раскола, а потому на просвещение ему просто не хватило сил. Сын же его — молодой, неопытный правитель, — имея не меньше политических и военных проблем, добился успеха.
Именно при Федоре Алексеевиче просвещение на русской почве совершило качественный скачок. Именно при нем сложилась основа для будущей Академии — как материальная, в виде Типографской школы иеромонаха Тимофея, так и теоретическая — в виде «Привилегии на Академию». Последняя хоть и не получила силы государственного документа, но хотя бы обобщила идеи, накопленные в образовательной сфере.
Замысел молодого монарха двигаться сразу по двум путям — славяно-греческому и славяно-латинскому — отражает колеблющийся характер русской культуры того времени.
В наши дни допетровскую Россию часто оценивают как монолит незыблемого консерватизма. Или, вернее, видят в ней муку бесконечных повторений. А это совсем не так. Московское государство развивалось стремительно, динамично. Русская держава времен Василия III, Елены Глинской, молодого Ивана IV и царство эпохи Алексея Михайловича и Федора Алексеевича — две разные страны! Вера та же, язык тот же, пищевой рацион не особенно изменился, а все остальное преобразилось до неузнаваемости. Иная армия, иная государственная территория, иные законы. Иные обычаи вошли в жизнь Церкви, иной вид обрела умственная культура.
Прежде всего, Россия стремительно европеизировалась. Вечное существование какого-то «железного занавеса» между Россией и Европой — миф. Своего рода «культурный барьер» был ненадолго возведен при патриархе Филарете. Он держался на протяжении 1620—1630-х годов. Московское государство нуждалось в нем, поскольку сделалось слабым и уязвимым после огненных лет Великой смуты. Но затем этот барьер «оплыл». Ко времени правления Федора Алексеевича он перестал существовать. Страна могла пойти по одной из двух дорог: либо медленное, умеренное введение в русскую жизнь экономических, политических и культурных конструктов, рожденных жизнью европейской, либо неистовая, «обвальная» переделка России в державу европейского типа.
Всю последнюю треть XVII века страна колебалась между этими двумя траекториями развития. Достоинства первой из них очевидны: не возникло бы резкого разрыва между простым народом и высшими слоями общества, не пришлось бы терпеть столь значительного процента иноземцев внутри военно-политической элиты, да и Церковь сохранила бы, думается, больше самостоятельности. А значит, прочнее стояло бы на ногах православие. При Федоре Алексеевиче Россия шла именно по этому пути. Естественно, в ее культуре элементы западные соперничали с исконно русскими, а также греческими. Наверное, очень хорошо, очень славно было бы сохранить и эту сильную национальную составляющую интеллектуальной культуры, и это живое соперничество…
Но в исторической реальности страна резко перешла на другую колею. Петровская эпоха прошлась паровым катком по русской культурной автономии. Всякое двоение, всякие колебания были отброшены. Церковь оказалась вбитой по пояс в землю, а православие и, соответственно, духовная жизнь нашего народа приняли обезображенный, изувеченный вид.
Колебание в старомосковской культуре являлось признаком духовного здоровья. Оно открывало возможность спокойной, гармоничной эволюции. Монолитность, глухая европеизация, точнее сказать, «переевропеизация» — плод избыточно радикальных, почти революционных действий. Россия залпом хлебнула чересчур много Запада и вместе с этой порцией получила постоянную боль во чрево свое.
Уместно с уважением относиться к памяти Федора Алексеевича — государя, вполне осознававшего преимущества подобной неторопливости. Он давал покровительство разнородным элементам, благоволил людям из разных «культурных лагерей», как сказали бы в XX веке. Он умел смягчать противостояние, наметившееся в русском обществе. Редкое, завидное умение… совершенно чуждое его младшему брату.
Памятником «времени колебаний» стали те старинные здания, где зарождалось русское просвещение. Их совсем немного, и они собраны буквально на «пятачке» — нынешняя улица Никольская да Богоявленский переулок.
В Богоявленском переулке возвышается величественное соборное здание Богоявленской иноческой обители[236]. По соседству с ним сохранилось несколько монастырских построек поскромнее. С 2007 года перед собором стоит памятник братьям Лихудам, поставленный на средства греков.
Примерно на середине Никольской располагается здание Синодальной типографии. Ныне оно занято Московским государственным историко-архивным институтом. Этот нарядный дом с фасадом в неоготическом стиле — дитя XIX столетия. Но если проникнуть внутрь, то во дворе отыщется кряжистая палата XVII века. Красивый каменный терем появился как раз при Федоре Алексеевиче (1679). Здесь хранилась библиотека Печатного двора. Здесь же работали самые ученые сотрудники типографии — справщики. В их числе иеромонах Тимофей и Сильвестр Медведев. Тут рождалось русское просвещение, тут концентрировались интеллектуалы высшего качества.
Никольская улица, в советское время названная в честь 25-летия Октября, страшно пострадала от сноса древних зданий и строительства новых, большей частью неказистых. Многие знаменитые храмы на Никольской просто исчезли. Заиконоспасской обители повезло чуть больше. От нее кое-что сохранилось.
