Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
Отличительной особенностью кризиса 1914 года была остановка торгов на основных мировых фондовых биржах на срок до пяти месяцев. Первой 27 июля закрылась Венская биржа. К 30-му бездействовал весь континент. На следующий день примеру европейцев последовали Лондон и Нью-Йорк. Несмотря на то что расчетный день 18 ноября прошел без эксцессов (пусть и с опозданием), Лондонская фондовая биржа не возобновляла торги до 4 января 1915 года. Ничего подобного не происходило со дня ее основания в 1773 году42. Нью-йоркская биржа продолжила работу 28 ноября, но торговля шла лишь облигациями и только за наличные. Полный объем торгов был восстановлен лишь 1 апреля 1915 года43. Закрылись не только фондовые рынки. Торги не проводились ни на американских сырьевых биржах, ни на европейских валютных. Лондонская королевская биржа держала двери на замке до 17 сентября44. Похоже, что если бы рынки продолжали работать, крах был бы не меньше, а то и больше, чем в 1929 году. Ни один акт государственного терроризма не привел к большим экономическим последствиям, чем выстрел в Сараеве летом 1914 года.
Когда-то почти всеобщая приверженность золотому стандарту составляла основу спокойствия инвесторов. Но в 1914 году он лишь увеличил глубину кризиса. Некоторые центральные банки, например Банк Англии, в первые дни кризиса подняли учетную ставку в отчаянной, но тщетной попытке удержать иностранцев от вывода своих средств из страны и, соответственно, от истощения золотого запаса. Вопрос о том, хватит ли золотого запаса в случае необходимости, активно обсуждался еще до войны. Похоже, эти обсуждения – единственное свидетельство обеспокоенности финансового мира возможными будущими потрясениями45. Но тогдашний золотой стандарт был настолько же хилым хомутом, что и привязка национальных валют ряда азиатских и ближневосточных стран к доллару сегодня. Когда ударил колокол кризиса, Россия стряхнула золотую тяжесть со своей шеи. Ге примеру последовали и другие страны. В США и Британии формально обмен банкнот на золото сохранялся, но власти имели право прекратить его при первой же необходимости. (Банк Англии освободили от соблюдения закона 1844 года, регулировавшего отношение объема бумажных денег к резервам, но все-таки это не был полный отказ от золотого стандарта – обмен банкнот на металл можно было продолжать и с меньшими резервами.) Кризис привел к печатанию денег – в Британии в оборот были выпущены казначейские билеты номиналами в один фунт и 10 шиллингов, американские банки получили свободу печатать свои деньги в случае острой необходимости в силу акта Олдрича-Бреланда 1908 года46. Тогда и сейчас власти отреагировали на кредитный кризис одинаково – включили печатный станок.
На этом, впрочем, пожарные меры не закончились. В Лондоне банковский выходной, приходившийся в 1914 году на понедельник 3 августа, был продлен до четверга 6 августа. Королевским указом погашение векселей отсрочили на месяц. Почти мгновенно был узаконен мораторий на все платежи, кроме зарплат, налогов, пенсий и пособий. (Потом эти меры продлили до 19 октября и 4 ноября соответственно.) Министр финансов 13 августа предоставил Банку Англии бюджетные гарантии возмещения всех убытков от приема векселей с датой погашения до 4 августа, дня объявления войны. Фактически правительство таким образом спасло коммерческие банки от краха. Векселя потекли в Банк Англии, денежная масса стала расти как на дрожжах. На помощь акцептным банкам правительство пришло 5 сентября47. Схемы спасения отличались от страны к стране, но в общем они похожи: остановка торгов на биржах, мораторий на выплату долгов, фактическое включение печатного станка, спасение финансовых институтов, оказавшихся на краю гибели. В каждом из этих случаев правительства были готовы пойти на гораздо более серьезные шаги, чем те, на которые они шли раньше – в годы чисто финансовых кризисов. Как и во время предыдущей “мировой войны” с революционной, а потом и наполеоновской Францией, правительства признали события 1914 года столь чрезвычайными, что позволили себе задуматься о мерах, о которых в мирное время даже и не помышляли. Эти меры включали, по словам одного члена палаты лордов от консерваторов, “освобождение банкиров от всех долгов”48.
Приостановка торгов на фондовой бирже и закачка ликвидности в рынок почти наверняка предотвратили катастрофический обвал. Индекс Лондонской биржи накануне остановки уже был на 7 % ниже своего значения в начале года. И это – до начала войны. О том, к каким потерям готовились инвесторы, можно судить по фрагментарным записям операций с облигациями: пока биржа была закрыта, ими торговали буквально на улице. К концу 1914 года русские облигации потеряли в цене 8,8 %, британская консоль упала на 9,3 %, французские долговые обязательства – на 13,2 %, австрийские – на 23 %49. Патрик Шоу-Стюарт из банка “Братья Беринг” назвал это тогда “самой страшной бедой за всю историю денег”50. Но это было только начало. Мечтам о “короткой войне” сбыться было не суждено – впрочем, в них больше верили банкиры, чем генералы. Впереди лежали четыре года кровавой бойни и еще больше лет финансовых потерь. Инвестор, вложивший в начале войны по глупости или из соображений патриотизма свои средства в консоли или в новый военный заем, к 1920 году потерял с учетом инфляции 46 %. Даже без учета инфляции доход по британским ценным бумагам был отрицательным, минус 27 %51. Инфляция во Франции и гиперинфляция в Германии ударили еще сильнее по тем, кто хранил сбережения в бумагах, номинированных во франках или марках. Держатели немецких облигаций потеряли к 1923 году все, хотя принятые впоследствии законы о переоценке бумаг вернули им часть вложений. Несмотря на золотое обеспечение австрийских, венгерских, турецких и русских облигаций, их владельцы понесли тяжелые потери, ведь война смела и Османскую империю, и империи Романовых и Габсбургов. Особо чувствительным был удар по держателям русских облигаций – в феврале 1918 года большевики объявили об отказе от долгов царского правительства. Накануне этого дефолта русская облигация 1906 года с купоном 5 % торговалась по 45 % своей номинальной стоимости. На протяжении 1920-х годов надежда на хоть какое-то урегулирование теплилась в умах держателей русских облигаций, которые торговались по 20 % от номинала. К 1930 году они уже не стоили ничего52.
Восстановить старый добрый рынок капитала в межвоенный период так и не удалось, хотя банкиры и прилагали титанические усилия, пытаясь, например, мобилизовать силы для оплаты немецких контрибуций. Валютные кризисы, дефолты, споры о выплате репараций и военных долгов, а потом и начало Великой депрессии вынуждали одну страну за другой вводить валютные ограничения, возводить торговые и финансовые барьеры в бесплодных попытках защитить свой рынок за счет ограничения движений товаров и капитала. Китайское правительство объявило себя банкротом в 1921 году, что привело к дефолту по всем китайским внешним долгам. Это лишь одно звено в цепи дефолтов того времени – от Шанхая до Сантьяго, от Москвы до Мехико. К концу 1930-х даже те страны, где еще сохранялись политические свободы, возвели торговые, инвестиционные и миграционные барьеры. Некоторые из них достигли почти абсолютной автаркии, самодостаточности, идеала деглобализированного мира. В мирное время все правительства, сознательно или бессознательно, ввели те же самые экономические ограничения, которые они впервые опробовали во время войны 1914 года.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
