Подруга сверлила ее взглядом.
– Патриция! Ничего нет. Я бы ни за что не стала изменять Полу. Мне просто нужен друг.
– В определенном смысле ты предаешь его, – заявила Патриция.
Нэт с ужасом подняла на нее глаза.
– Послушай. Я понимаю, что тебе одиноко без Пола. Сложно заводить подруг. Сложно переезжать с места на место за мужем и всюду чувствовать себя чужой.
Нэт кивнула, из глаз покатились слезы – хоть кто-то ее понимает.
– Но теперь у тебя есть я. Я – твоя подруга. Он тебе теперь не нужен. Разве я не права?
– Пожалуй, что так, – тихо согласилась Нэт.
– Ну и?
Нэт выглянула в окно. Зеленый автомобиль стоял на тротуаре. Женщина вспомнила, как Эсром приехал на нем в первый раз. Машина показалась такой ухоженной: каждый квадратный дюйм был тщательно начищен. Как мило с его стороны!
– Ну и? – требовала ответа Патриция. – Есть нечто, что может дать только он и не способна заменить дружба со мной? Есть, и мы обе знаем: ты находишься на опасной территории.
Возразить было нечего. Патриция скрестила руки на груди:
– Я на самом деле волнуюсь за тебя, Нэт, очень волнуюсь. Я желаю тебе только добра, но не знаю, смогу ли и дальше…
– Патриция! Пожалуйста, – почти закричала Нэт.
– Люди решат, что я замешана в твоих тайнах, а мне бы не хотелось…
– Нет у меня никаких тайн. В том-то и дело! Я с самого начала ничего не скрываю! – чуть ли не рвала на себе волосы Нэт. – Что происходит? Почему люди пытаются очернить все хорошее? Мы ни у кого ничего не отобрали, добрые поступки только умножают добро.
Симпатичное лицо Патриции побелело от гнева.
– О чем ты толкуешь? – Она покачала головой и заговорила медленно и отчетливо, как с умственно отсталым человеком. – Я тоже жена военного, как и ты. А жены так не поступают, когда мужей отправляют служить далеко от дома. Ты нарушаешь правила.
Нэт взбунтовалась.
– Пропади они пропадом, ваши правила, – не сдержалась она.
У Патриции дрогнул голос:
– Наши принципы появились не на пустом месте. И если ты пренебрегаешь ими, тем самым даешь понять, что не уважаешь своего мужа.
– Прекрати разговаривать со мной в таком тоне! – крикнула Нэт.
– Полагаю, ты этого заслуживаешь! – отрезала Патриция.
Гнев как-то мгновенно улетучился, и Нэт ощутила в душе зияющую пустоту. Она разрыдалась.
– Я не смогу больше приходить, – тихо произнесла Патриция. – Мне очень жаль.
– Не верю, что тебе жаль, – рыдала Нэт, закрыв лицо руками. – Ты жестокая.
Патриция смотрела на нее, и сердце наполнялось жалостью. Она глубоко вздохнула и попыталась встретиться с Нэт взглядом.
– Почему бы тебе не перестать с ним видеться? – проникновенно спросила подруга. – Это будет легко. Просто не позволяй ему приходить. Ты же сможешь?
Нэт стало легче: ей дали второй шанс.
Патриция ждала.
«Просто скажи “да”, – мысленно уговаривала себя Нэт. – Не будь дурой!»
Она буквально открыла рот, чтобы согласиться, но не произнесла ни слова.
– Ладно. – Голос Патриции звенел от злости. Схватив пальто и шарф, оставленные на спинке стула, она широкими шагами направилась в комнату девочек.
– Кэрол-Энн! – услышала Нэт сладкий голосок подруги. – Нам пора уходить, лапуля.
– Почему так скоро? – расстроилась Саманта.
– Не пререкайся, Сэм! – крикнула Нэт.
Из-за угла показалось ошеломленное личико Саманты. Мимо нее пролетела Патриция, таща за руку Кэрол-Энн. В мгновение ока они пронеслись через гостиную и кухню, входная дверь распахнулась, впуская в дом холодный воздух, и с треском захлопнулась.
Из комнаты несмело вышла Лидди все в том же глупом наряде. Теперь девочка плакала.
– Почему они ушли, мама? – всхлипывала Лидди.
Как к спасательному кругу, Нэт бросилась к телевизору, нажала на кнопку. Волшебство сработало – девочки потянулись к экрану, тут же позабыв о детских обидах. Нэт же ушла в спальню и смогла наконец дать волю слезам. Распластавшись на кровати, она вцепилась в подушку и плакала навзрыд. Из носа текли сопли. Ребеночек в животе начал вертеться и пинать ее изнутри дюжиной маленьких кулачков.
Вечер тянулся бесконечно долго. Ей удалось накормить дочерей ужином, искупать и, почитав книжку перед сном, уложить спать. Круглые часы на стене громко тикали, отмеряя срок ее одиночества. Не выдержав, Нэт сняла их со стены, вытащила батарейки и засунула в стенной шкаф между стопками одеял. На мгновение стало легче, но, вернувшись в темную гостиную, женщина снова почувствовала, как замирает сердце.
Она легла на диван, поддерживая круглый островок выпирающего живота. Одна только мысль, что в спальне придется спать одной, была невыносима. В гостиной было как-то не так одиноко, здесь она чувствовала себя менее оторванной от остального мира.
Около полуночи Нэт услышала тихий шелест шин и негромкое ворчание двигателя. Она привстала, затем, пошатываясь, поднялась, накинула на плечи вязаный шерстяной платок и выглянула в окно. С неба падал мелкий снежок, пытаясь укрыть холодную землю.
Она увидела отъезжающий пикап Эсрома, который неясно вырисовывался в лунном свете, и сердце екнуло.
Что он здесь делает?
Сунув ноги в домашние тапочки, женщина вышла на улицу. Вязаный платок не спасал от ветра, продувающего насквозь. Стуча от холода зубами, Нэт бросилась за ним. Эсром, увидев ее тень, дал задний ход и остановился прямо перед домом.
– Привет, – прошептала она.
Взгляд метался меж темных окон соседних домов. Что подумают люди, если увидят?
– Что случилось? Все хорошо?
Парень с трудом поднял на нее глаза.
– Да, все в порядке, – заверил он. – Здесь холодно. Тебе лучше вернуться в дом.
– Ради всего святого, что ты здесь делаешь?
– Извини, – потупился ковбой.
– За что?
Он смотрел на свои руки. Щеки казались замерзшими, ноздри блестели, в уголках глаз были заметны тонюсенькие линии, будто нарисованные острием иглы.
– Я ехал домой со станции, – признался Эсром. – И вот…
– Что вот? – мягко спросила Нэт, будучи одновременно польщенной и озадаченной.
– Когда я поздно вечером возвращаюсь со смены, обычно проезжаю мимо твоего дома, чтобы убедиться, что все в порядке, а потом уже отправляюсь к себе.
– О боже, – вздохнула Нэт.
Ее дом был совсем не по пути Эсрому. Наоборот, ему приходилось делать большой крюк. Но молодой человек выглядел настолько взволнованным, что Нэт решила не акцентировать на этом внимание, чтобы невзначай не задеть его чувств.