– Значит, все дело было во мне… – Мэгги вздохнула.
– Так что же все-таки она тебе сказала?
– Да, в общем-то, ничего. Ничего конкретного. – Мэгги нахмурилась, не зная, как объяснить, что́ она чувствовала. – Поначалу, правда, Кло держалась достаточно открыто, я бы даже сказала дружелюбно, но когда я показала ей свое портфолио, она… В ней словно что-то выключилось. Буквально за несколько минут она стала холодной, даже враждебной, а почему – этого я так и не поняла.
– Может быть, она увидела, что твои работы не подходят для ее журнала?
– Может быть, но…
Джеми снова глотнул виски, и Мэгги подумала, что он слишком спешит. Он явно нервничал, но почему?..
– Я же говорил тебе, что вы слишком разные люди и на многое смотрите по-разному.
– Это я знаю, но… – Мэгги покачала головой. В свое время она несколько лет работала в журналах светским обозревателем. Тогда ей приходилось сталкиваться с самыми разными людьми, и она научилась распознавать истинные эмоции собеседников. Сейчас Мэгги не сомневалась, что ее статьи Кло понравились, но почему тогда она ей отказала?
– Ты можешь, конечно, сказать, что я выдумываю, но я абсолютно уверена – дело в чем-то другом.
– В чем же?
Кажется, я не ошиблась: он нервничает, и довольно сильно, поняла Мэгги. Быть может, на самом деле ему небезразлично, что́ происходит в моей жизни, то есть не до такой степени, как я думала?
– Вообще-то Джин сказала мне одну вещь… – Мэгги замолчала, она никак не могла подобрать слова, а Джеми так и подался вперед.
– Что сказала тебе Джин? – Его голос звучал крайне напряженно, и Мэгги подумала, что в последнее время с ним и впрямь творится что-то странное. Казалось, Джеми из-за чего-то очень сильно волнуется. Вот и сейчас он начал злиться, словно испугавшись, что близкая дружба Мэгги и Джин может ему чем-то угрожать.
– Насколько я припоминаю, она сказала что-то насчет того, что Кло Эплтон предпочитает все делать по-своему… и не любит делиться идеями. Вот я и подумала, может быть, она…
– Она – что?..
– Ну, может, Кло немножко собственница?
– Собственница?! В каком смысле?
– Ну, может быть, Кло не хочется никого подпускать к своему журналу, чтобы в случае успеха вся слава досталась ей.
– Что за глупости, Мэгги?! Какая может быть слава у журнального редактора?
– Ну, скажем, ей хочется приобрести авторитет в профессиональных кругах… Может, Кло надеется, что та же Ванесса Давенпорт скажет, мол, какая она молодец: сама предложила идею, сама воплотила ее в жизнь.
– Ванесса ничего такого не скажет. Это я тебе говорю.
Мэгги пожала плечами.
– Никаких других объяснений я подыскать не могу. И все равно я уверена – Кло Эплтон вела себя странно. – Она пристально посмотрела на мужа. – Как это объяснить, а?..
– Я… гм-м…
– В конце концов, мои статьи не так уж плохи, не так ли?
– Разумеется! У тебя прекрасные статьи. Я бы даже сказал – замечательные! Профессионалу это должно быть ясно с первого взгляда.
Ну вот, теперь он будет петь мне дифирамбы, подумала Мэгги. А недавно готов был броситься на меня. Что еще здесь можно сказать, она не знала, поэтому снова пожала плечами.
– Вообще-то я собиралась поговорить с тобой вовсе не о Кло…
– Вот как?
– То, что наша с ней встреча прошла не слишком удачно, на самом деле ерунда. Думаю, рано или поздно я сумею найти издателя, для которого я могла бы писать яркие, полемические статьи. Это только вопрос времени. – Мэгги сделала большой глоток джина, надеясь таким образом поддержать в себе мужество. – А поговорить я хотела о нас…
Чтобы подчеркнуть серьезность своих намерений, она взглянула на мужа в упор, но он, как и Натан несколькими часами ранее, опустил глаза, не желая встречаться с ней взглядом. Или, наоборот, это Натан вел себя как его отец. В конце концов, это неважно, решила Мэгги, а важно то, что именно сын заставил ее взглянуть правде в глаза и признать, что у них в семье не все ладно.
– Мы не можем откладывать этот разговор до бесконечности, – добавила она, понизив голос, поскольку детская спальня была прямо над гостиной.
– Наверное, нет, – мрачно согласился Джеми.
– И не говори мне, будто ничего не заметил!
– Я заметил.
– Ну и?.. – Мэгги почувствовала, что ее снова трясет.
Ответ Джеми застал ее врасплох.
– Честно говоря, я и сам собирался с тобой поговорить.
Наверное, это хорошо, мелькнуло у нее в голове. Если Джеми готов признать, что в последнее время их отношения серьезно испортились, и даже хотел обсудить с ней возникшие проблемы, значит, он должен согласиться и с ее предложением обратиться за консультацией в «Рилейт».
– И о чем ты хотел поговорить?
– Честно говоря, я даже не знаю, что тебе сказать…
– Ну и ну!
– Да. Именно поэтому я молчал.
– Понятно. – На самом деле Мэгги ничего не понимала. Что касалось Джеми, то он, казалось, внезапно утратил мужество, поэтому оба довольно долго молчали.
Наконец Джеми не выдержал.
– Ну а что ты собиралась мне сказать?
Пожалуй, решила Мэгги, лучше всего начать с рисунков Натана.
– Подожди секундочку, я хочу кое-что тебе показать. – Поднявшись, она вышла на кухню и, взяв с холодильника несколько рисунков, вернулась в гостиную. Там она протянула рисунки Джеми, а сама села на прежнее место.
Джеми молча разглядывал ее портреты.
– Ничего не замечаешь? – не выдержала Мэгги.
– На этих рисунках только ты. Меня он почему-то не рисует…
Как эгоистично с его стороны – озаботиться в первую очередь своим отцовским авторитетом, с возмущением подумала Мэгги. Впрочем, то, что Натан рисует только ее, хотя именно Джеми играл с ним в его любимый футбол, тоже было довольно показательно. Синдром «отсутствующего отца» – так, кажется это называется в психологии?..
– Может, что-то еще?
Джеми снова пересмотрел портреты.
– Вот на этом рисунке у тебя очень грустный вид. Ты это имела в виду?
– Да.
Последовала еще одна долгая пауза, наконец он сказал:
– И это… действительно так? Ты чем-то расстроена?
И снова воцарилось молчание. Мэгги так долго сдерживала свои обиды, что теперь не знала, с чего начать. И как начать. Сердце ее гулко стучало в груди, щеки пошли красными пятнами, а бокал с остатками джина, который она держала в руке, сделался холодным и влажным. Наконец Мэгги подумала о Натане, и в ней взыграл материнский инстинкт, заставив ее перейти от относительного спокойствия к почти несдерживаемой ярости.
