Я чистила вкомнате свой легионерский костюм, пытаясь придать ему максимально пристойныйвид. Раздобыла на всё той же гостеприимной кухне плошку с репейным маслом итряпочку, и терла потихоньку кожу костюма, возвращая ей эластичность и мягкийблеск.
Когда покончила скожей, взяла четвертушку бумаги и выписала на ней три заклинания, рогатое,бабочковое и лимонное, на случай, если этой ночью снова придётся развлекатьсобравшихся и пением песен дело не ограничится. Шпаргалку решила хранить вголенище сапога.
Дождь уже нешуршал, а вздыхал. А к вечеру и вовсе затих. Поднявшийся вечер стал рвать тучина клочки и растаскивать их, освобождая небо.
В зале шлакакая-то свара, но драки не было и Ряху никто не задирал, он сидел, как ивчера, за столом на отшибе и потягивал пиво, задумчиво глядя на огонь воткрытом очаге, в котором как-то зло потрескивали поленья.
А вот обществовокруг него явно разделилось на две группировки. И разделилось оно на почветого, как относится к Ряхе.
Ряха спокойнождал, когда кончится это брожение и станет ясно, где вино, а где осадок.
Я решила лечьспать пораньше, на случай, если вдруг посреди ночи собравшиеся вновь решат наменя посмотреть.
Перед тем, какотправиться на боковую, выглянула на галерею.
Ряху окружала, восновном, молодежь. Несколько человек, перебивая друг друга, о чём-то горячоспорили. Сам Ряха придерживался прежней тактики: сидел, невозмутимоприкладывался к кружке и молчал.
Убедившись, что уРяхи всё в порядке, я вернулась в комнату и нырнула под одеяло.
Ночью меня, какповелось со вчерашнего дня, разбудили. Но теперь я проснулась оттого, что заокном раздавались какие-то очень эмоциональные крики. Я открыла окно ивыглянула.
В тёмной, влажнойпосле дождя ночи полыхали костры, разложенные во дворе кабака. Даже мне сверхубыло слышно, как гудит басом пламя. Запах сырой земли смешивался с запахомгорящего смолистого дерева и конского навоза.
Люди мельтешилимежду кострами, что-то там творилось, но что именно — я понять не могла.Что-то, очень редко происходящее в нормальной жизни. На двор то и дело заводилиразномастных осёдланных коней и оставляли их у коновязи, — там ужесобралось больше дюжины. Кони тревожились, дичились.
Бухая сапогами, вкомнату вошёл Ряха, — даже не поворачиваясь, я узнала его шаги.
Закрыв окно, чтобыиз него не тянуло сыростью и тревогой, я обернулась.
Ряха сжимал влевой руке то ли связку плетей, то ли пучок ремней, в темноте было неразобрать.
Я запалила отночника светильник, подошла ближе — и увидела, что лицо у него мрачное, асжимает он в кулаке хвосты. Только что отрубленные, обыкновенные человеческиехвосты.
— Вот, —сказал Ряха без всякого выражения. — Молодые решили таким образомприсягнуть мне на верность.
Рука у него былаиспачкана — еще бы, обрубленные хвосты сочились кровью, стекавшей на сжимающийих кулак.
— Это всё,конечно, очень романтично, — кисло отозвалась я, брезгливо рассматриваяэтот трофей. — Но не разумнее бы было заняться им этим после твоей победы?Хвост обратно, увы, не пришьешь, в случае чего…
— ДвадцатьВторая, это — их выбор, — невесело, но спокойно сказал Ряха. — Делозаварилось, теперь отступать поздно. Хвосты — Медбрат с ними, ребятам хочетсяотличаться от остальных, главное — появились кони. На рассвете выезжаем. Пораспускаться с гор.
— Отличиться,говоришь? — сморщилась я. — И как после такого отличия они в седлесидеть будут?
— Будут, —мотнул головой Ряха. — Сейчас обрубки прижигают.
Я сморщилась ещёсильнее.
— Интересномне, они здесь всегда такие сумасшедшие были или наше появление так потряслонеокрепшие умы? — процедила я. — Всё это хорошо, и даже прекрасно, ноты упустил одно важное дело, — добавила я сухо.
— Какое? —удивился Ряха.
— И тыспрашиваешь? Сорвиголов ты набрал, на коней посадил. А знамя, друг мойлюбезный, у тебя где?
Ряха задумался,опустил руку.
— Ой! Убериты их! — взмолилась я, глядя, как хвосты метут пол. — Мне от их видадурно делается! И зла на этих юнцов не хватает!
— ДвадцатьВторая, ты что развоевалась? — удивился Ряха. — Там люди старше тебяесть. Есть, конечно, и младше.
— Ну не люблюя восторженных дураков! — взвыла я. — Глупо — добровольно хвосталишиться! Когда ваш Легион разгромили — вы и податься никуда не могли, стаким-то опознавателем на попе! И давили вас, как тараканов. Но вы — солдаты,вы воевали и знали, что бывает с проигравшими. Когда Огрызок штурмовали, меняоттуда выцарапывая — мне это не нравилось ужасно, но я хотя бы понимаю, за чтоменя ищут. Не читай, деточка, вслух надписи на стенах, не выпускай драконов,веди себя, как положено. А эти-то куда голову суют?!
— Ты незнаешь, как они живут! — жёстко сказал Ряха. — Мне нужны люди. Людямнужен вождь, который знает, что ему нужно. Раз они с таким восторгом хвостысебе рубят, значит, им легче за мной идти с любым результатом, чем здесьпрозябать.
— Да я непротив! — возмутилась я. — Просто думаю вот о чём: сейчас это всёвыглядит романтично и героично, но вдруг завтра они поймут, что это не ихдело?! Испугаются и повернут, — а хвоста уже нет!
— Так ониэтого тоже боятся! — рассёк воздух ладонью правой руки Ряха. — Потомуи рубят, как ты не поймёшь — именно, чтобы не возвращаться, даже еслизахочется. Чтобы только вперёд путь был. Двадцать Вторая, пойми — человек самделает свой выбор и только он за него отвечает. Его хвост — в его руках. Изакончим это. Так где знамя-то взять?
— Улегендарного Молниеносного был милый обычай вырезать знамёна со спин своихврагов, — угрюмо сказала я, так и не признав Ряхину правоту. — Саматакое знамя видела.
— Этомощно, — согласился Ряха. — И я знаю, с чьей спины я бы кожу на знамяпустил, чтобы этому начальнику Службы Надзора пусто было! Но пока нужночто-нибудь попроще.
— Попроси удевушки скатерть, — велела я. — Или купи, если деньги остались. Ихвосты убери. Можешь посоветовать бывшим владельцам привязать их к седлам,чтобы они напоминали им о невозможности обратного пути.
Идея вручитьхвосты их же владельцам Ряхе понравилась, и он ушёл её реализовывать. А ягрустно подумала, что власть и сон — вещи несовместимые. И по мне — лучше спатьспокойно. Да только ну никак не получается!
Раз на рассвете мывыезжаем, значит, надо готовиться. Опять начинается походная жизнь, прощайтеполосатые простыни и тёплые одеяла.
Да ещё в компаниилюдей, которые будут испытывать нехилую боль в заднице, пока их обрубки неподживут. Дёргали меня эти хвосты, зажатые в Ряхиной руке, ох дёргали. И вродебы правда то, что он говорил, а не могла я с этим примириться.
