Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
Вдруг где-то брякнул колокол. После, немного погодя, еще раз брякнул. Да что это они, с удивлением подумал Маркел, и в самом деле хотят царя ночью хоронить? Или там сейчас служба идет, отпевают государя со всей пышностью, вот колокол и брякает. Эх, дальше подумал Маркел, так он царя и не увидел и толком не знает, за что его отравили, а после почему за это никого не наказали. Да и Маркелово ли это дело? Правильно Параска говорит: ее дело — это ее Нюська, а царские дети пускай сами между собой разбираются, кому царский посох, а кому горшки побитые. Нам-то, дальше подумал Маркел, какое до этого дело? Ну, был у нас один царь, стал другой и был бы третий, ну и что? До царя далеко, а до Бога высоко. А тут, в Москве, и царь как будто близко, а все равно как на небе живет, поэтому здесь так же, как везде: и кто царем был, и кто царь будет, нам, простым людям, все равно. Мы дерь… Нет, мы пыль на ветру, вот так лучше будет сказать. Подумав так, Маркел тяжко вздохнул. Но почти сразу спохватился и подумал: нет, все-таки не все равно, где жить, возле царя лучше, не хочу в Рославль! Эта мысль ему понравилась, Маркел опять лег на спину и потянулся. Эх, опять подумал он, одно нехорошо…
Но дальше подумать не успел, потому что вдруг услышал: у них по помосту кто-то идет крадучись! А вот возле самой двери затаился. Кто это? Лопарь, что ли, пришел душу вынимать и спрашивать, почему царя не уберег? А что! Небо чистое, луна, а к ночи подморозило, лопари такое любят! Маркел приподнялся на локте, полез под изголовье за ножом…
И вдруг услышал стук в дверь… Стук был не простой — условный! Нет, это не лопарь, сразу подумал Маркел, так мог стучать только дядя Трофим, но дядя Трофим сейчас, спаси и сохрани…
Или Параска! Ну, конечно, кто еще? Маркел вскочил с лавки, подбежал к двери…
Ну и что дальше рассказывать? И так понятно. Дядя Тимофей после, когда встречал Маркела, только зубами скрипел, а так ничего поперек не сказывал. А как сказать? Маркел стал большим человеком, служит в Разбойном приказе стряпчим, тридцать шесть рублей в год огребает, это на всем готовом — харчи и одежка, — и с боярами вась-вась, Нюське на каждый праздник пряников медовых, свистулек, лент всяких, бисеру, ну а Параске преподнес на Пасху золотой перстенек с красным камнем, говорит, рубин. Фиг его знает, может, и рубин, с Маркела станется. Горазд деньги расфукивать! Слишком легко они ему даются! Ну и пусть дальше даются так же, в сердцах говаривает дядя Тимофей, они же после все равно Параске достаются, а Параска это заслужила.
А царь? Что царь? Лежит в Архангельском соборе, рядом со своим старшим сыном Иваном Ивановичем, саркофаг в саркофаг. Когда средний сын, Федор Иванович, великий государь, в собор приходит, то обязательно за батюшку с братцем помолится. А самый младший братец, Дмитрий, сидит в Угличе. Люди оттуда приезжают, говорят: красив, как ангелочек! Чего про Федора не скажешь. Ну да царь не для красоты нам дается, а для душевного спокойствия, и тут Федор будет первей Дмитрия.
Но про царей Маркел не любит говорить. А про цесаря тем более. Однажды Параска спросила, чего это Маркел молчит и никогда ей не рассказывает, куда подевался тот белый цесарь, которого он так долго искал… И Маркел сразу почернел, стал с виду очень грозный и спросил:
— Я тебе как больше люб, с головой или без?
Параска испугалась и ответила:
— С головой, конечно.
— Вот поэтому лучше про это молчи! — строго сказал Маркел.
И больше они никаких разговоров ни про царя, ни про цесаря не заводили. Ни вообще про шахматы. И даже про Родьку тоже нет. Да и что было про Родьку заводить, если его в Москве уже не было. Его же записали толмачом и увезли вместе с посольством в Крым, к крымскому хану Гирею. А Крым — это ого! Ададуров однажды рассказывал, что Родька там не столько посольские речи толкует (да и как ему их толковать?), сколько играет с ханом в шахматы и, когда надо выигрывает, а когда надо (и чаще) проигрывает, а его за это крымчаки поят вином. И поят так щедро, что он ехать обратно и не думает. Вот что Ададуров рассказывал, а сам при этом ухмылялся. А чего ему не ухмыляться! Ему же той же весной, только Феодора на царство возвели, четыре деревеньки приписали, все четыре под Москвой и все богатые, а в Думе он, хоть и остался, как и был, обычным думным дворянином, но сидит по правую от Годунова руку и, когда ему кивнут, грозно на бояр покрикивает, а те ему в ответ молчат. Маркел однажды не сдержался и дома за ужином сказал вполголоса:
— За три волоска и один ноготь все это…
— Что, что? — переспросила Параска.
— Молчи, вот что! — строго ответил ей Маркел. — Не наше это дело. Царское! — а после еще на Нюську строго глянул.
И они молчат. Живут не венчано, но дружно и ждут известий из города Вендена. Известий пока нет никаких. И они дальше живут себе и ни про царя, ни про шахматы не поминают. Живут зажиточно. Как вдруг…
Но это уже другая истории, и мы ее расскажем в следующий раз.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
