— Но как же нам это остановить?
Он пожал плечами:
— Понятия не имею. Оно разговаривает со мной, со всеми нами. С помощью голосов, что звучат у нас в голове. Оно поведало нам многое, однако не сообщило, как все это прекратить.
— Ну, это было бы слишком просто, не находишь?
— Я знаю вот что, — сказал Даниэль. — Загонщики продолжат здесь обустраиваться и убивать всех, кто осмелится им помешать. В конце концов не останется никого, кто будет помнить, как жилось до конца света. Появится новая цивилизация, которая будет жить по их законам. Конечно, и загонщики не вечны. Они тоже вымрут. Может быть, люди не выдержат и восстанут. Может, им даже удастся победить. Но я в этом сомневаюсь. Во всем мире происходит то же самое, что и в Ванкувере. И загонщики организованы намного лучше, чем мы.
— Значит, остается просто сидеть сложа руки и надеяться, что через несколько поколений все станет хорошо?
— Ты не сможешь ничего изменить, Ариес. Выжидать — лучшая тактика.
Она помолчала, обдумывая его слова.
— А вдруг они снова станут собой, — сказала она. — Вдруг мы найдем способ навеки избавить тебя от этой заразы? Тебя и всех остальных.
— Ты серьезно? — спросил Даниэль. — Это посложнее, чем щелкнуть выключателем. Я не могу избавиться от тьмы. Она не уйдет. Ты не сможешь выколотить ее из меня. Как бы ты ни старалась мне помочь, у тебя не хватит сил на то, чтобы я все время оставался собой.
— Но ты же хороший. — Ариес отчаянно цеплялась за свою последнюю надежду. — Я же тебя знаю, Даниэль. Ты не злой. Все это сделал не ты. Ты за это не в ответе. Если мы поймем, как избавиться от этого…
— То что? — спросил Даниэль. — Ускачем в закат? У меня для тебя новости. Не будет никакого «и жили они долго и счастливо». Порядок, установленный загонщиками, надолго переживет нас с тобой. Он никуда не денется.
— Можно бороться.
— Попробуй.
Ариес прищурилась:
— И что же? Ты просто возьмешь и сдашься?
Даниэль улыбнулся.
— Я бы хотел разделять твою уверенность, — сказал он. — Хотел бы верить в любовь и знать, как со всем этим справиться. Но мы не в сказке, и нельзя одним поцелуем убить чудовище, что живет внутри меня. Прости, Ариес, но назад дороги нет. Я не могу жить в двух мирах. Не могу любить тебя и знать, что в конце концов тебя убью.
— Останься со мной, — взмолилась она. — Мы что-нибудь придумаем.
— Нет, — сказал он, и Ариес увидела в его глазах слезы, мерцающие в лунном свете. — Держись подальше от меня, а я буду держаться подальше от тебя. Отныне будем жить вот так.
Ариес встала и обняла его, не обращая внимания на тревожные звоночки, которые зазвучали у нее в голове. Если он сейчас превратится в загонщика, так тому и быть. Она лучше умрет, чем уйдет, не попытавшись его утешить.
Даниэль не стал отстраняться. Его тело так и пылало, и Ариес хотелось одного — провести остаток жизни в этом уютном тепле.
Она посмотрела на него снизу вверх, и Даниэль наклонился и нежно ее поцеловал. В животе заметались бабочки, и Ариес пришлось сменить позу, чтобы удержаться на ногах. Но когда они наконец разомкнули объятия, она поняла, что Даниэль не передумал.
— Жаль, что я не могу объяснить, как много ты для меня значишь. — Он взял ее за руку. — Благодаря тебе я чувствую себя живым.
— Мы еще увидимся? — спросила Ариес.
— Нет. Я приложу к этому все усилия.
— Что ж, я не сдамся, — сказала Ариес. — И не прекращу бороться. Я добьюсь того, чтобы ты снова стал собой.
Даниэль улыбнулся и выпустил ее руку.
— Я тебе верю. Если кто-то на такое и способен, то это ты.
Он отвернулся и, сгорбившись, побрел прочь. Метрах в семи он остановился.
— Я оставил тебе подарок. Он на одной из соседних скамеек. Забери его, пока не похолодало. С Рождеством.
— У меня ничего для тебя нет! — крикнула ему вслед Ариес.
— Еще как есть.
Ариес смотрела, как его силуэт растворяется во тьме, борясь с желанием вскочить и броситься следом за ним. Наконец она развернулась и пошла вдоль берега, раздумывая, что же за подарок приготовил ей Даниэль.
— Джек?
Парень, сидящий на скамейке, поднял голову. Кутаясь в одеяло, он смотрел слепыми глазами на море, не в силах оценить его красоту.
Ариес побежала к нему. Она поскользнулась на песке и упала, но тут же поднялась и крепко обняла друга.
— Не могу поверить, — прошептала она. — Я думала, что ты погиб.
— Здорово снова слышать твой голос, — сказал Джек. — Во всем виноват твой сумасшедший дружок. Он отказывался внимать разумным аргументам.
— Давай пойдем домой. — Ариес помогла Джеку встать и повела его прочь от берега. — Кое у кого для тебя хорошие новости.
Надо сосредоточиться на том, чтобы отвести Джека домой. Просто шагать. Обо всем остальном она подумает позже.
Все-таки это будет славное Рождество.
Мейсон
Был канун Нового года. Мейсон понял, потому что один из загонщиков кричал об этом во все горло, как будто это еще имело какое-то значение.
Мейсон усмехнулся. Жаль, что ему некого будет поцеловать, когда часы пробьют двенадцать.
Он стоял возле Дворца наций, в углу, который привык считать своим. Мейсон поставил там палатку, и хотя он обосновался довольно далеко от прочих пленников, загонщики не заставили его перемещаться ближе к центру лагеря. Мейсону нравилось, что у него есть личное пространство, хотя теперь он не особенно в нем нуждался. Теперь в лагере было просторно. Загонщикам удалось догнать и вернуть несколько беглецов, но таких было мало. Ничтожно мало. И хотя теперь все были настроены к Мейсону дружелюбно, он предпочитал держаться в стороне. Как и раньше, он стремился к одиночеству. В одиночестве лучше думалось.
Стоял теплый вечер. На небе не было ни облачка, и воздух казался не таким влажным, как обычно. Мейсона больше не донимал пронизывающий холод.
Он смотрел на темную воду залива, прислушиваясь: не повторится ли звук, который раздался пару минут назад?
Тихий зов. Крик одинокой птицы.
Но в Ванкувере не водились гагары.
Что-то шевельнулось в темноте, подтвердив его догадки. За забором мелькнули каштановые волосы.
Мейсон машинально засунул руку в карман и сжал скомканную записку, которую нашел вчера у ограды.
Мы тебя вытащим. Обещаю.
А.
Мейсон не знал, как они это сделают, но верил им, и этого было достаточно.
После того как Леон рассказал ему о Даниэле, Мейсон несколько дней ходил словно в тумане. Поначалу он отказывался в это верить, но было невозможно не признать, что слишком многое свидетельствовало не в пользу Даниэля.
