– Похоже на то.
– Я не могу этого сделать, – заупрямилась Жас. – Не могу просто так топтать человеческие останки.
– Людей здесь нет, – невозмутимо произнесла монахиня. – Перед вами лишь покинутые ими оболочки.
– Можно вернуться. Жас, ты этого хочешь? – спросил Гриффин.
Жас закрыла глаза, подумала о брате и покачала головой:
– Нет. Пошли.
Гриффин протянул руку, и она ее взяла.
Они начали пробираться через горы костей, хруст и скрип которых казался Жас невыносимым.
– Тебе постоянно приходится делать это? – спросила Жас Гриффина. – Ты забираешься в гробницы и древние захоронения, имеешь дело с мертвецами, которые для тебя всего лишь исторические останки. Как тебе удалось привыкнуть к этому?
– Я не воспринимаю мумию, скелет или отдельные останки без мысли о том, что когда-то это был человек, у которого была семья, жизнь, надежды, неудачи. Если я перестану так думать… то превращусь в чудовище.
Они добрались до выхода, откуда шесть ступеней вели в другую камеру.
Когда первый луч фонаря Гриффина осветил пространство, Жас ахнула. Контрфорсные арки, колонны, алтарь, скамьи – все сделано из костей. Восхитительное произведение искусства. Часовня, посвященная мертвым, украшенная их останками. В альковах, где в обычной церкви располагаются витражные окна, красовались мозаичные сюжеты из обломков костей. Из костей была даже выложена копия круглого окна-розетки Нотр-Дам.
Но, несмотря на всю красоту, в воздухе стояло зловоние. Жас задохнулась от нестерпимого запаха. Ни в одном другом тоннеле подземелья она не чувствовала такого отвратительного запаха. Она знала, что это такое, но не понимала. Разлагающаяся плоть так пахнуть не могла, ведь этим костям сотни лет.
Жас посветила фонарем на стену и подошла ближе. На камне была выгравирована история, по которой можно было понять, что останки здесь собраны с кладбища Святых Непорочных. Ниже шли колонки с сотнями имен. Читая списки, Жас заранее знала, кого она должна найти. Но когда она увидела надпись, то поразилась.
Л’Этуаль.
Она постаралась посчитать. Ее дед родился в 1915 году. Если его отцу было лет двадцать, то рожден он был в конце восьмидесятых годов девятнадцатого века. Следовательно, ее прапрадед родился где-то в 1860 году. А его отец родился приблизительно в 1830 или 1840 году. Шестое поколение родилось в двадцатые годы девятнадцатого века. Стало быть, Л’Этуалей здесь поколений семь или восемь.
Она прикоснулась к надписи.
Воздух перед ней заколыхался. Жас почувствовала запах ладана и мирта. Она вдохнула глубже и определила запах лотоса и миндаля, и еще чего-то, соблазнительного и непонятного: странный аромат черепков Робби.
Она его знала, узнала.
Из темноты возникли призрачные существа. Юная Мари-Женевьева с Жилем, шепчущиеся между собой. Он говорил, что создал духи для нее, как подарок на прощанье.
Жас наклонилась, чтобы понюхать, но вместо духов ощутила запах реки в Нанте, где якобинские солдаты ждали, когда утонет Мари-Женевьева.
– Жас? Надо идти.
Видения исчезли.
Жас повернулась к Гриффину. Ей хотелось рассказать ему. Потом она вспомнила о монахине. Говорить об этом в присутствии незнакомого человека ей не хотелось.
Наконец через пять минут они нашли Робби в камере, где встретились накануне.
– Какое облегчение, – сказала Жас, подойдя к брату и крепко обняв его. Последние несколько часов казались невыносимыми.
– Что же вы так долго? – спросил он почти издевательским тоном.
– У тебя были какие-то неприятности? – поинтересовался Гриффин. – Поэтому ты изменил место встречи?
Жас заметила, что монахиня нерешительно осталась в тени.
– Всего лишь группа болтливых диггеров, от которых было трудно отделаться. Простите за неудобство.
Они стояли в полукруглом помещении. В дальнем конце находился обрыв. Жас сомневалась, что их лампы смогут светить так далеко, если там была пустота. Оттуда тянуло сыростью, где-то по камням стучала вода.
– Друзья? – спросила Жас.
– Группа художников, которые раз в месяц спускаются сюда, чтобы порисовать на стенах, – объяснил Робби. – Они пригласили меня посмотреть, что сделали, и ушло много времени, чтобы отвязаться от них. Так вы одни? Разве с вами нет…
Гриффин указал в темноту:
– Да, Робби. Это Ани Лондро. Ани, Робби Л’Этуаль.
Робби подошел ближе. Монахиня осталась на месте. Замерла. Но глаза ее сияли такой теплотой, какой Жас не замечала прежде. Правая рука Ани начала сгибаться, словно она хотела протянуться помимо ее воли, но Ани ее удержала.
Робби не сводил с нее удивленных глаз.
– Это ты? – тихо и ласково произнес Робби.
Они знали друг друга?
– А твои прекрасные волосы? – Робби протянул руку, чтобы коснуться того, чего не было. Он погладил ее бритую голову. Совершенно интимный жест.
– Я теперь монахиня. – Голос Ани был такой тихий, что Жас почти ее не слышала.
– Что случилось? Я ждал от тебя весточки и, когда не дождался, связался с беженцами. Они не дали мне никакой информации.
Ани ничего не ответила, лишь опустила голову, стараясь не смотреть Робби в глаза.
– Что случилось? – снова спросил он. – Я искал, долго искал. Очень долго.
– Прости… мое обучение… наставник посчитал, что оставаться с тобой мне нельзя. Я должна была его уважать. Я хотела уважать и то, что было между нами, но не смогла найти пути, чтобы совместить и то и другое.
В тихом голосе монахини было столько боли, что Жас повернулась, чтобы увидеть выражение ее лица.
– И вот ты здесь, – сказал Робби, будто бы не удивившись совпадению, но скорее ожидая этого.
Ани выпрямилась, словно стряхнув с себя потрясение их встречи. Нормальным четким голосом, почти равнодушным тоном она произнесла:
– У меня для тебя новость. От Его Святейшества.
Теперь Робби слегка наклонил голову.
– Он будет очень рад принять твой дар.
– Это замечательная новость. Особенно учитывая, что ее принесла ты.
После четырех дней, проведенных в подземелье, он был в совершенном беспорядке, оброс щетиной, с запекшейся кровью на исцарапанных руках, щеках и шее. Под глазами у него пролегли темные круги. Но лицо брата было исполнено блаженства.
Жас поразило такое изменение.
– Когда я смогу увидеться с ним? Где состоится встреча? – спросил Робби.
Ани покачала головой.
– Мне велено забрать твой дар и доставить его к нему. – Она протянула сложенные чашкой ладони.
