— А то бы я обождал, пока ты наденешь теплые носки...
— Федор, — Галя попыталась придать своему голосу повелительную интонацию, — ты хоть соображаешь, во сколько тебе обойдется этот разговор?
Снова послышался смех Федора.
— Не-а. Пока не скажешь мне «да», я буду нести всякую чушь и наболтаю на такую сумму, что потом буду вынужден продать себя в рабство, чтобы расплатиться...
— О господи! Чего ты хочешь? — воскликнула Галя.
— Тише, Любочку разбудишь... Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, а Любава уотцовила меня, если можно так выразиться...
У Гали буквально руки чесались оттаскать его за волосы, но Федор был за пределами досягаемости.
— Тебе не кажется, что это не телефонный разговор?
— Если тебе больше по вкусу телеграфный, я завтра же отправлю телеграмму, заверенную моим лечащим врачом, — немедленно отреагировал Федор. — Или ты предпочитаешь факс? Лично я явлюсь не раньше чем через неделю...
— Вот через неделю и поговорим!
— Неделя, как долго, — вздохнул на том конце провода Федор. — И как я проживу ее без тебя!
— Точно так же, как ты жил без меня все эти годы...
— А я уж и не помню как, — признался Федор. — Все какая-то суета сплошная... Хорошо, поговорим при встрече о моем предложении... Только не думай, что отвертишься от меня, Галка!
— Спокойной ночи.
— У вас уже доброе утро, — отозвался Федор.
Галя повесила трубку.
Обернулась — и увидела стоящую в дверях мать с томом «Виконта де Бражелона» в руках.
— Ты хочешь почитать мне вслух, мамочка?
Ольга Петровна с некоторой торжественностью покачала головой:
— Я хочу кое-что показать тебе... — Она подошла к дочери и раскрыла книгу. В ней лежала порванная на четыре части и склеенная фотография.
— Боже мой! — изумилась Галя. — Откуда это у тебя?
Галя уже и не помнила, когда и кем был сделан этот снимок — они с Федором в школьном дворе, он держит в руках скворечник, она — метлу. Очевидно, кто-то сфотографировал их на субботнике.
— Мне удалось спасти это в тот день, доча, когда ты яростно расправлялась со своим школьным архивом, — объяснила Ольга Петровна. — Там были записочки Федора, ваши фотографии, твои сочинения... Ты все порвала в мелкие клочья, а этому снимку повезло.
— Какой недосмотр с моей стороны, — проворчала Галя, однако умиленно всматривалась в снимок.
— Это с моей стороны имел место недосмотр, — не согласилась Ольга Петровна. — Не надо было тебе позволять расправляться со своим прошлым... Оно зачастую имеет тенденцию возвращаться...
— Что ты хочешь этим сказать? — Невольная улыбка тронула Галины губы.
— Что Федя — славный парень и тебе не следовало порывать с ним отношения. Лучше Феди тебе никого не найти.
— Когда-то ты так говорила про Олега, — напомнила матери Галя.
Ольга Петровна кивнула:
— Олег — просто идеал мужчины. Но он был намного старше тебя, и рано или поздно ты бы, доченька, стала посматривать на сторону... на своих ровесников... Ты уж извини за откровенность, но я жизнь прожила и вижу такое, что тебе еще не может быть видно... Возьми фотографию. Подумай. Я бы на твоем месте согласилась.
— С чем? — Галя сделала вид, что не понимает, о чем речь.
— Разве Федя сейчас не сделал тебе предложение? — ухмыльнулась Ольга Петровна.
— А я думала, ты спишь, мамулечка...
— Как я могу спать, когда решается судьба моей дочери? — воскликнула Ольга Петровна. — Если я буду спать, ты в очередной раз натворишь бог знает что...
— Но почему ты думаешь, что мне надо согласиться? — помолчав, спросила Галя.
Ольга Петровна ткнула себя пальцем в грудь.
— А материнское сердце на что? — внушительно заметила она. — Вот то-то. Спокойной ночи, голубка.
— Уже доброе утро, мамулечка, — бросив взгляд в окно, сказала Галя.
Глава 25Когда Федор пригласил Галю в ресторан, чтобы отметить свое возвращение, она с капризным видом знатока подобных заведений осведомилась:
— В какой же ресторан ты меня приглашаешь?
— В какой хочешь, — радостно заявил Федор, артистичным жестом останавливая такси.
Галя знала в Москве несколько ресторанов, а названия помнила только двух — «Пекин» и «Арагви», но ей не хотелось обнаруживать перед Федором своих скудных познаний в этой области. Она замялась.
— Хорошо, пойдем от еды, — терпеливо предложил Федор. — Что бы ты хотела съесть?
Галя вспомнила название блюда, которым когда-то потчевал ее Валера, но к какой именно кухне оно относится, припомнить не могла.
— Я бы хотела поесть долмы.
— А что это? — спросил Федор.
— Это такие маленькие голубцы, но их заворачивают не в капустные листья, а в виноградные...
— Долма... — повторил Федор, разводя руками. — Понятия не имею, чье это изобретение...
В разговор вмешался водитель.
— Вы вон у них спросите. — Притормозив, он кивнул в сторону небольшого рынка у станции метро, где торговали в основном южные люди.
— Спасибо, брат!
Федор выскочил из машины и обратился с вопросом насчет долмы к первому попавшемуся южному красавцу.
— Вай, дорогой! Лучший долма в мире делает моя жена! — радостно осклабился южанин.
Федор понял, что обратился по адресу.
— Ты откуда, брат?
— Из Еревана, дорогой! Долма — самое армянское блюдо во всей Армении!
Федор повез Галю в армянский ресторан.
Она сразу поняла, что это первоклассное заведение.
Дубовые двери, высокие потолки, зал, освещенный множеством хрустальных люстр, поблескивающих подвесками, очень красивые шелковые занавеси с фалдами и воланчиками на окнах, столики, сияющие белизной шуршащих скатертей.
Официант, важный, как английский лорд, проводил их к свободному столику у окна, на котором стояли только ваза с гвоздиками и накрахмаленные салфетки в кольце.
Галя была в жемчужно-сером бархатном платье, купленном в Париже год назад, да так ни разу и не надетом — все не представлялось случая.
Федор вытащил из пачки сигарету — и сейчас же, точно ожидая этого движения, официант вырос как из-под земли, держа наготове колеблющийся огонек зажигалки.
Потом подошел другой официант, подал меню и карту с винами. Дружелюбно улыбаясь, он произнес:
— Нам очень приятно видеть в своем заведении Федора Ступишина.
