Джулия замерла, не донеся до рта печенье.
— Ваши руки, — кивнула Одри. — У вас под ногтями краска.
Джулия растопырила пальцы — так и есть, аквамарин. Двухдневной давности, когда она безуспешно пыталась сделать рисунок тушью.
— А скажи вы: «Нет, милочка, вы ошибаетесь, я всего лишь рисовала с детьми», — я бы на это ответила так: «Я хотела сказать — внутри. Внутри вы художник».
К счастью, она не колдунья, а просто ловкая мошенница. Но очень милая.
— Вы правы, я художница.
— И вы приехали в Брайтон, чтобы рисовать?
— Нет, мне нужно несколько дней передохнуть.
Джулия потихоньку пила чай, горячий, крепкий и очень вкусный. Когда она поставила чашку на блюдце, Одри потянулась через столик и взяла ее за запястье, повернув руку ладонью кверху.
— Не волнуйтесь, это бесплатно.
Джулия изо всех сил старалась не рассмеяться.
— Я вижу долгий путь через море… — Стрельнув глазами, Одри подмигнула, а потом вдруг посерьезнела. — Вы целеустремленный человек и добьетесь успеха в своем деле. О да, впереди я вижу славу. Вы познали в жизни горе и утраты, но будет и счастье и любовь. — Она кивнула. — И ребенок. Дочь. Но единственная.
Они всегда говорят что-то в таком духе, подумала Джулия и высвободила руку. Но Одри как будто и не заметила этого.
— Значит, у вас нет больше причин для посещения Брайтона? Нет ли у вас здесь родственников?
— Ну, когда-то здесь жили родители моего отца.
Одри удовлетворенно кивнула, как будто именно такого ответа и ожидала.
— Стало быть, вы — из брайтонской семьи.
— Не совсем так. Мой дед приехал сюда из Челтнема. Он погиб в Первую мировую, еще до того как родился Кирилл, мой отец.
— Кирилл?
— Это русское имя. Моя бабушка была из России.
— А мой брат отправился в Австралию с какой-то общиной. Движение Большого Брата… что-то в этом роде. Теперь это звучит жутковато, но, насколько я знаю, это были вполне безобидные ребята. Только ума не приложу, как он с ними связался: он всегда сторонился всяких сект и обществ. А как попал в Австралию ваш отец?
— Его привезла туда его тетка, Анна. Ее муж, Джереми, был священником, и они эмигрировали из-за того, что он очень интересовался тропическими растениями. Джереми получил в Кембридже ученую степень по ботанике и писал книги о флоре северного Квинсленда. Но он умер молодым.
— И тетка вашего отца осталась в Австралии?
— Да, но почему — одному Богу известно. Ведь она все там ненавидела — жару, акцент…
— Как звали вашего деда?
— Моего деда? Ричард.
Внимание Джулии привлекла приколотая к стене брошюрка: «Воскрешение прошлого: как наши предыдущие жизни влияют на теперешнюю».
— Ричард Трулав. Ну и ну! — засмеялась Одри. — Когда вы назвали мне ваше имя, я сразу же подумала, что должна быть какая-то связь. Не так уж много на свете Трулавов, правда?
— Простите, но…
— Вашего деда звали Ричард, а вашу бабку — нет, не говорите… — Она закатила глаза и приставила кончики пальцев к вискам, словно актриса в викторианской пьесе, а затем торжественно объявила: — Нина!
У Джулии волосы зашевелились на голове, а Одри смеялась:
— Никогда не забываю имен. Ни одного! В моей работе все может пригодиться.
Наверняка это какой-то трюк — не читает же она мысли в самом деле! Джулия постаралась, чтобы ее голос звучал как можно беспечнее:
— Как вам это удалось?
Одри помахала чайной ложкой, как будто погрозила Джулии пальцем.
— Вы хотите сказать: откуда я знаю? Эту-то ошибку и совершают всегда люди. Я ничего не знаю — я только вспоминаю. У меня всегда была хорошая память, это признавали все мои школьные учителя. — Она покачала головой. — Кто бы мог подумать… — Внезапно она вскинула руку вверх и вскричала: — Селедку в маринаде для графини!
Джулия прикинула расстояние до двери. Никто не знает, где она. Один ее знакомый, фотограф, в Бангкоке попался на удочку каким-то мошенникам. Началось все с того, что он принял приглашение незнакомца, а кончилось тем, что его избили и оставили без фотоаппарата.
— Да-да! — все ликовала Одри. — Вы спросите, откуда я знаю имя вашей бабки? Все просто: тетка моего отца, Фэй, работала у вашей бабушки Нины во время Первой мировой войны, а потом двоюродная сестра отца Виолетта работала у нее вплоть до Второй мировой.
Этого не может быть.
— Нет, — покачала головой Джулия. — Никто не мог работать у Нины после Первой мировой — она умерла…
Одри прищурилась:
— Кто вам это сказал?
Глава двадцать восьмая
Два часа спустя Джулия стояла в паре перекрестков от пляжа, к западу от заброшенного пирса, и смотрела на трехэтажный дом с узким фасадом. Он располагался на углу, и из мансардных окон наверняка открывался прекрасный вид на море. Джулия перевела взгляд на окна второго этажа, прикрытые кружевными занавесками, и ей показалось, что из-за занавесок за ней наблюдают.
— Ваша бабушка не умерла после Первой мировой, — рассказала Одри. — Она уехала во Францию, а накануне Второй мировой вернулась в Брайтон. После ее возвращения Виолетта устроилась к ней в домработницы. Я сама часто видела вашу бабушку, когда она ходила на рынок, чтобы купить чего-нибудь в палатке моего дяди Эрна. Графиня была у него любимой покупательницей. На самом деле она не была графиней, это они так шутили между собой, но как только Эрн видел вошедшую Нину, он кричал своему помощнику: «Селедку в маринаде для графини!»
Джулия почувствовала странную тесноту в груди. Ей представилась серебристая селедка в стеклянной банке.
— Она была приметной личностью в городе, — продолжала Одри, — и вокруг нее ходило множество толков, что она, мол, русская княгиня и была в Париже моделью у Шанель. Вообще-то она запросто могла бы работать моделью — при ее-то росте и красоте. Некоторые болтали, что в ее прошлом был какой-то скандал. Постарев, она завела себе тросточку с серебряным набалдашником; с ней она всегда казалась мне такой важной дамой… — На минуту Одри задумалась, потом продолжила: — Ее вторым мужем был месье де Сенерпонт, француз. По крайней мере, отец его был француз, а мать была русской или наполовину русская. Он был чуть старше вашей бабушки и умер… не помню уже, вроде как в конце пятидесятых. Да, точно, в пятьдесят девятом. Как раз тогда я начала работать в этом деле. Я с самого детства знала, что у меня дар — у меня частенько бывали предчувствия. Как-то раз я увидела на улице вашу бабушку и, набравшись наглости, подошла к ней. Я напомнила ей, кто я такая, и предложила погадать на картах. Ну, она ответила, что ей уже гадали на картах в детстве, но пообещала упомянуть обо мне своим подругам. И она сдержала обещание — меня стали приглашать на шикарные чаепития, а некоторые пожилые дамы даже сделались постоянными клиентами. От одной из них, от миссис Лэнг, я и узнала о том, что месье де Сенерпонт умер и мадам де Сенерпонт страшно горевала по нему. Я послала ей открытку с соболезнованиями. Я видела ее мужа, но ни разу не говорила с ним. Он производил впечатление истинного джентльмена. У него было две дочери от первого брака, Виолетта прекрасно с ними ладила — а в вашей бабушке так вообще души не чаяла. Интересно, знала ли Виолетта, что у нее был сын. Если даже и знала, то помалкивала. Но одно Виолетта говорила совершенно определенно — что мадам де Сенерпонт была чудесной матерью для своих падчериц.
