— Ты там в Асконе со своей любимой женщиной?
— Да, черт возьми! — воскликнул Жюльен. — С двумя сразу. С любимой женщиной и лучшей подругой любимой женщины… Такое со мной впервые.
Даниель засмеялся. Смех был холоден как лед.
— Так пользуйся, Жужу. Может быть, это последняя возможность! Насколько я понял, ты не знаешь самых свежих новостей?
Он рассказал Жюльену о Луисе Сапате. Объяснил, что ему слишком поздно ехать в Швейцарию, поскольку те что-то замышляют: тут чувствуется новая стратегия. Похоже, будет продолжение. Еще вчера все было очень хорошо. А теперь — война. Натянуть им нос можно, только если не терять ни минуты.
В общем, прощай, Жюльен. Почти наверняка прощай. Лучше бы Сапата прикончил его тогда, двенадцать лет назад.
Сергэ пробовал настоять на своем, приводил какие-то аргументы, просил не бросать трубку, пытаясь с ее помощью удержать его на поверхности, словно утопающего, которому бросили конец веревки. Только вот кто же сейчас тонул? Нечаев или сам Жюльен Сергэ?
Даниель Лорансон повесил трубку.
Чуть ранее, распив бутылку шампанского с Иридой и Агатой и пригласив их обеих встретиться за ужином — сегодня его грядущее было перенаселено ожидающими его женщинами, — Даниель отправился пешком на улицу Альма.
Ему требовалась машина, чтобы поехать в Сен-Лё. Он отнюдь не обманывал себя относительно этого желания, внезапно охватившего его с небывалой силой. Он понимал, что посещение матери — своего рода предлог, чтобы почувствовать себя хоть чуточку ближе к отчиму, Роже Марру. Даниель это прекрасно понимал. Хотя никогда в этом не признался бы.
Неподалеку от улицы Альма, у магазина дорогой одежды какая-то женщина молча, не глядя, протянула руку с ключами от машины. Мальчишка-грум кинулся к ней и взял ключи тоже молча, не поднимая глаз. Наверно, надеется на крупные чаевые. Женщина отвернулась и вошла в магазин.
Мальчишка юркнул в машину, чтобы припарковать ее.
Даниель почувствовал, что сейчас лопнет от ярости. Словно его только что вырвало желчью, и едкий привкус так и остался во рту. Все это происходило около улицы Альма, там, где ее пересекает проспект Президента Вильсона, около поворота в маленький проулок, спускающийся к набережной Сены.
Вызывающее безразличие женской протянутой руки и взгляд, уже направленный в сторону модного магазина… Женщина была красива: с тонкой талией, плотно затянутой в коричневую с красно-золотым отливом юбку, и крепкой грудью под бежевой кашемировой блузкой. Через витрину можно было разглядеть ее силуэт в полураспахнутом меховом манто.
Она повернулась к нему спиной. Даниель поглядел на ее длинные ноги в дымчатых нейлоновых чулках.
И с шумом втянул в легкие воздух. Вот ее бы в постель вместо Агаты! Выхватить бы сейчас пистолет, ткнуть в живот элегантной нахалке… Впрочем, что это он? Надо поостыть.
Мальчишка возвратился, пристроив автомобиль красавицы чуть поодаль. Пальцы сжимали ключи. По правде сказать, выглядел он неважнецки. Голова с редкими, словно побитыми молью волосенками, худенькое, жалкое крысиное личико. Небось по вечерам бродит по улицам в женских нарядах. Да, с такими не возродишь классовую борьбу.
Он громко рассмеялся и заступил груму дорогу. Вырвал из дрожащих рук ключи и за ворот потащил к автомобилю магазинной клиентки. Тот, объятый ужасом, не издал ни звука. Когда Даниель нажал на газ, парень только растерянно разевал рот, видно, голос еще не вернулся к нему.
Бак полон, машина только что с заправки. Он погнал ее на север, выскочил на шоссе А-15, потом свернул на объездную дорогу А-115, с которой съехал на развилке у Плесси-Бушар-Гро-Нуайе. Затем помчался прямиком к Сен-При и, свернув налево по улице Огюста Рея, повел машину к Сен-Лё.
Это должно быть где-то здесь. Так оно и есть.
Ему открыла Вероника и попыталась не впустить в квартиру. Когда Даниель выяснил, что Жюльетта одна и сегодня очень беспокойна, потому что ей приснился кошмар по поводу ее исчезнувшего сына, он оборвал разглагольствования компаньонки.
Исчезнувшего? Как бы не так.
Отстранив ее, он вошел в дом и стал искать комнату матери.
Та сидела довольно спокойно, вовсе не казалась возбужденной и смотрела на лесной пейзаж за окном. Окна ее комнаты глядели не на Париж, а в противоположную сторону. Она неторопливо листала семейный фотоальбом. Большую часть его занимали фотографии Даниеля. Тех времен, когда он еще не был связан с «Пролетарским авангардом» и позволял себя фотографировать.
— А, Даниель, как мило с твоей стороны, что ты не забыл обо мне. Я же знала, что ты вернулся, но никто не желает мне верить.
Она обернулась к Веронике, которая проследовала за Даниелем в ее комнату.
— Вы видите, что я была права? — торжествующе обратилась она к несколько встревоженной компаньонке.
Та кивнула. Но ее тревога отнюдь не улетучилась. У нее не было оснований радоваться появлению призрака того, кто умер в Гватемале двенадцать лет назад.
Она подумала, что хорошо бы незаметно улизнуть в другую комнату и позвонить комиссару Марру.
Но едва она сделала два шага к порогу, как ее плечо стиснула рука Даниеля.
— Надеюсь, мадемуазель, никто не будет делать глупости? Не надо звонить комиссару… По крайней мере, прямо сейчас…
Он вернул Веронику в спальню Жюльетты Бленвиль. Под его ледяным взглядом молодая женщина не смела шелохнуться.
Некоторое время они с матерью предавались воспоминаниям. Таким незначительным, но рвущим сердце. И вот наступило пять часов. Пришло время звонить Жюльену.
Он повесил трубку как раз вовремя, чтобы перехватить Веронику у входной двери. Она украдкой надела пальто и намеревалась выскользнуть из дома.
— Как, — иронически осведомился Даниель, — мы покидаем нашу больную? Это некрасиво, мадемуазель!
Она глядела на него с упрямой решимостью.
— Мне необходимо предупредить комиссара. В конце концов, имеет он право знать, что творится в его доме?.. Он считал вас мертвым, а вы вернулись… Вы не думаете, что его надо известить?
Ну, если на то пошло, он уже обо всем знает, подумал Даниель. Меня бы очень удивило, если бы Сапата, эта старая лиса, не оставил где-нибудь следов нашей встречи. Быть может, специальное сообщение для комиссара. Если вспомнить, что они были друзьями…
Тут в дверь позвонили.
— Откройте, — прошептал Даниель. — И пожалуйста, без глупостей! Если вздумаете выкинуть что-нибудь, обещаю, что сначала сломаю вам одну ногу, а потом другую.
Для убедительности он снова вытащил «магнум». Вероника смертельно побледнела: похоже, что он не шутит.
Она открыла: это была Фабьена Дюбрей.
Конечно, в первый момент ни сиделка, ни Даниель еще не знали, кто перед ними. Увидели только молодую женщину, которая спросила, дома ли Роже Марру.
