ДВАДЦАТЬ ОДИН:
рогалик с кремом, билл клинтон, мясницкий нож
Повар Норман: Ребекка подошла к моему фургону, но ничего не сказала. Молча взяла себе кофе и пирожное. Потом села за столик и принялась читать пачку бумаг, которые принесла с собой. А ведь звезды никогда не бывают в одиночестве. Для звезды одиночество означает присутствие агента, адвоката, массажиста и иногда еще адвоката массажиста за компанию.
— Ты посмотри только на ее макияж, — сказала Уэнди. — С ней что-то случилось, Норм. Готова спорить, ее чем-то обидел этот Джо Шайрер. Может, мне поговорить с ней?
— Оставь ее в покое, — ответил я. Уж я-то знаю, когда дамочку надо оставить наедине с ее мыслями и кремовым рогаликом.
Минут через десять появилась женщина — очень симпатичная для своих тридцати с небольшим, с весьма приличным пузом. Она засекла Ребекку и застыла на месте. Взгляд у нее был какой-то сумасшедший. Вот те раз, подумал я, психотичка — не важно, за автографом она приперлась или чтобы увезти Ребекку домой и там закопать в подвале. Говорить тут было не о чем, так что я просто потянулся за мясницким ножом — уж лучше так, чем вляпаться в заваруху вроде той, когда грохнули Джона Леннона.
Кэрри Фуллер: Я вообще не могла понять, кого я вижу. То же самое платье, та же легендарная прическа, вот только роту нее был набит кремом, а не гениталиями Грега. Что-то одно из двух было бредовой галлюцинацией — либо то, что я видела в гримерной, либо то, на что смотрела сейчас. У меня закружилась голова, перед глазами все поплыло, и я начала оседать, как Тодди в коридоре. Ребекка Ричардс мгновенно оказалась рядом со мной, и я сползла ей на руки.
— Норман, воды! Быстрее! — услышала я ее крик.
Грег Фуллер: Что я могу сказать? Виновен по всем пунктам. Я подонок, ваша честь.
Вот как все произошло.
Я привел Ребекку в ее гримерную, усадил и отыскал бумажные носовые платки. Она вся содрогалась от рыданий, и тут я сообразил, что дело-то, пожалуй, не только в дешевых нападках Джо — сказать, что неделя у нее выдалась тяжелая, значит, сильно преуменьшить. И вот тут мне стало ее жаль. У меня не было никаких похотливых мыслей. Правда не было.
Я встал рядом с ней на колени и положил руки ей на плечи. Кажется, я сказал что-то вроде «Ну, ну…» или «Давай выплачься хорошенько», или еще какую-то пошлость в этом духе. Тем не менее это возымело эффект — она прижалась ко мне и продолжала реветь у меня на плече.
Должен признаться: когда ее груди вжались в меня, те самые мысли у меня промелькнули.
В конце концов рыдания утихли, и она сказала, шмыгая носом:
— Ты такой добрый. Спасибо тебе.
От ее прически ничего не осталось, а макияж был — просто картина Джексона Поллока, и все-таки она оставалась прекрасной. Вот и все, больше я ничего не могу сообщить в свое оправдание милорд.
Я потянулся к ней, но она оттолкнула меня с такой силой, что я шмякнулся на задницу.
— Какого черта ты делаешь? — огрызнулась она.
Я-то думал, что это было очевидно. Я пытался ее поцеловать.
— Господи, — сказала она, — поверить не могу, что ты пробовал ко мне лезть.
Я тоже, подумал я, глядя, как она выходит из гримерной.
Ясмин Фиш: Мы ждали возвращения Грега с Ребеккой.
— Скучновато что-то, да? — заметила Соня.
— Ну пойди с Кевином поболтай, — посоветовала я. — Ты вроде не так давно с ним вполне поладила.
— Нет уж, он, может, и хороший двигатель карьеры, но с ним — это все равно что трубки продувать. Пожалуй, я лучше Грегу пробный выезд устрою. Где он?
— Пошел за Ребеккой.
— Посмотрим, может, я помочь чем смогу. Я откроюсь ему с чувственной стороны, а ее заключу в объятия. Мы с ней будем как две близняшки-лесбиянки в латексе. Если у него от этого не встанет, значит, он давно уже покойник.
Когда она выходила в своем каучуковом платье, я подумала, что Бриджет Фармер по сравнению с ней — всего лишь монахиня.
Грег Фуллер: Не успел я подняться с пола, как заметил краем глаза, что Ребекка вернулась — ну что ж, это была ее гримерная, так что если кому и предстояло выметаться, так это мне.
Но подняв глаза, я увидел Соню.
— Вы в порядке? — спросила она.
— В полном, — ответил я, — просто оступился.
Она помогла мне подняться, и я сел на стул — я еще не был готов предстать перед аудиторией.
— А где Ребекка? — спросила она.
— Понятия не имею.
Соня оглядела комнату.
— Прикольно, да?
— Что именно? — уточнил я.
— Ну вот мы здесь, в ее гримерной, а я ее дублерша.
Она взяла вешалку с платьем, в котором Ребекка приезжала на съемку, и, приложив к себе, спросила:
— Как по-вашему, я на нее похожа?
— Была бы непохожа, тебя бы здесь не было, — ответил я.
Она танцующей походкой прошлась по комнате, демонстрируя платье.
— А если бы мы занимались этим самым, вы думали бы обо мне или о ней?
Я не ответил. В тот момент я был уверен процентов на восемьдесят, что она пришла ко мне именно за этим. Через несколько секунд уверенность поднялась до ста процентов. Она отложила платье и уселась мне на колени.
— Я не могу, — сказал я.
— Конечно, можешь, Малькольм, — ответила она и поцеловала меня.
Мое символическое сопротивление закончилось, как только она опустилась на колени и расстегнула молнию на моих брюках. До уровня Тодди ей было далеко, но все же это получалось у нее намного лучше, чем индийский массаж головы.
Кэрри Фуллер: Ребекка Ричардс проводила меня к столу и усадила. Когда мужик из фургона принес чашку воды, она велела ему вызвать врача.
— Пожалуйста, не надо, — сказала я. — Со мной все в порядке, честное слово. Просто мне нужно посидеть минутку.
Я смотрела в спину повару, который уходил в свой фургон, и удивлялась, зачем ему мясницкий нож — экстренное кесарево делать, что ли? Тут Ребекка спросила меня:
— Когда ждете малыша?
— Не раньше, чем через три… — Я оборвала себя с мыслью — а на кой я говорю с ней об этом? Что, у меня для беседы с ней нет ничего поважнее?
— Я только что видела тебя в гримерной, — сказала я.
— Да, я была там минут десять — пятнадцать назад.
— Нет, две-три минуты назад. Ты стояла на коленях и делала моему мужу минет.
— Извините?
Вот тут я разозлилась.
— Хватит кривляться. Мы не перед камерой. Я видела тебя. Вот в этом самом платье, блин, на коленях, делала моему…
