- Веди внутрь.
- Нет. Туда нельзя.
- Это еще почему?
- Нельзя. Нам запрещено.
У меня совершенно не было времени ни разбираться, ни уговаривать, поэтому я только тряхнул его и грозно заверил, что мне можно. В таких вещах главное уверенно действовать, чтобы в голосе металл слышался, как у Зигфрида, собирающего соплеменников на битву. Ну и чтобы твердая рука чувствовалась. Он клацнул зубами и посмотрел на меня по-собачьи преданно.
Вблизи лаборатория производила менее монументальное впечатление. Время порядком потрепало деревянные стены, на которых еще угадывались следы краски. Оконные рамы откровенно прогнили, хотя то тут, то там видны были следы поддерживающего ремонта. Впрочем, особо я не рассматривал, некогда.
Дверь - такая же массивная, как, насколько я успел заметить, и все тут, - оказалась запертой, но это совсем не та преграда, которая может меня остановить. Окна-то на что? Прикладом я высадил ближайшее, хотя можно было бы и поделикатнее. Ну разозлился я! А вас когда-нибудь держали в выгребной яме, даже выведенной из эксплуатации по прямому назначению. При этом, на секундочку, я прокурор при исполнении, а не какой-нибудь деревенский алкаш, по пьяни провалившийся, в «очко» на собственном подворье.
От удара окно провалилось внутрь и зазвенело разбитое стекло. Ладно, сейчас я вам создам шумовой занавес. Я уже упоминал, что мы с моим мустангом и на расстоянии вполне в контакте. Только вот здешние эфирные условия, здорово напоминающие результат деятельности постановщика помех избирательного действия, существенно ограничивали наше взаимодействие. Ну да несколько сотен метров, думаю, не помеха нашей дружбе.
- Пошел! - велел я моему неверному напарнику, подкрепив требование направленным на него стволом, а сам достал пульт и произвел несложные манипуляции. Очень я надеялся, что это сработает; смущала меня эта радиомачта до невозможности.
Не успел Йоська, отклячивавший зад так, словно ему под хвост соли насыпали, перебраться через подоконник, как со стороны берега, где я оставил джип, раздались громкие хлопки выстрелов, и в небо одна за другой взвились сигнальные ракеты, издавая пронзительный вой. Пошло дело. Не слишком нежно подтолкнув в копчик приятеля, так, что он, охнув, свалился внутрь, я шустренько последовал за ним.
Вначале я ничего не понял. Ощущение сродни тому, когда ты просыпаешься с хорошего перепоя в незнакомой обстановке и ошалело пытаешься сообразить где ты. Снаружи день белый в разгаре, светло, солнце светит, легкий ветерок освежает, а тут непроницаемая темень и сладкая духота. Если б не мой друг Йоська, чье лицо белело в полуметре от меня, я бы, право слово, подвинулся умом, уступая место неведомому и непознанному. Разом вспомнились страхи, которыми нас пичкали перед отправкой на территорию. Когда говорили чуть не про тотальное колдовство и вообще изрядно давили на психику. Полагаю, что это не прошло бесследно для моего Коли Эдуардовича, променявшего непредсказуемое ремесло прокурора с исполнительными полномочиями на тихое деревенское существование под боком у молодой и охочей до него бабенки. Все же, надо признать, порой наша группа подготовки действует чересчур жестко, совсем нас не жалея. Пускай мы и считаемся эдакими супер-пупер, но все же живые люди, как ни крути нам хвосты. Другое дело, что с этим никто не желает считаться, включая нас самих, что по большому счету правильно. Мы суперы, и этим все должно быть сказано.
И вот этот супер протянул вперед левую руку и шагнул туда же. Пальцы наткнулись на что-то мягкое и податливое. Я испугался! Да! Я, маму вашу гребнопенную хорошо, испугался. И отдернул руку. А потом снова протянул. Подушки пальцев ощутили плотную ткань. Уп-с!
Все же надо признать, перед тем, как нас нещадно кошмарить, нас так же нещадно дрессировали, выстраивая психику. Чтобы там ни говорили и ни рассказывали, но все эти спецназы - при всем уважении - за малым исключением ходят толпой. Ну хорошо, группами. Мы же редко когда даже по двое. Прокурор он по своей сути одиночка. На которого давят как сверху, так и, ну, я не знаю, пусть со всех сторон. Причем каждое такое давление предполагает получение диаметрально разных результатов. При этом одно дело прокурор обыкновенной правоприменительной практики, действующий на своей территории и в своем кабинете, где к его услугам целый штат помощников и общее знание текущей ситуации. А мы, экологи? Я ж не в кабине-тике сижу, справочки в дело подшиваю. Я же на месте происшествия, порой - да почти всегда! - черт его знает где, среди незнакомых людей, часто враждебно настроенных, что и понятно, без команды поддержки, по большей части присутствующей весьма и весьма виртуально. К чему я это все? К тому, что нас все же неплохо, старательно готовят. Другое дело, что у некоторых от такой подготовки напрочь срывает крышу. До собственно психушки, насколько я знаю, дело редко доходит, но вот форма поведения меняется. Порой, говорят, необратимо. Власть вкупе с этим самым супер, знаете ли, штука страшная. Словом, у некоторых чердак сносит до фундамента. И не без основания. Скажу так, сам подобное проходил. Возможно, это была легкая форма. Не знаю. Может, средняя, но точно не запущенная. Привели в чувство, спасибо. При том что при исполнении я могу да и положено мне бывать зверем. Вот так. Тут ты белый и пушистый, а там вампир-душегуб с волчьим оскалом. Или наоборот. В смысле очередности места действия. Вот я замечаю, что меня охотно стали посылать в отдаленные командировки, а я не менее охотно на них соглашаюсь. Может, это уже диагноз?
Передо мной была свисающая сверху черная ткань, бархатистая на ощупь. Таким полотном свисающая, как театральный занавес. Плотная и тяжелая. Попытался найти край, чтобы раздвинуть и пройти дальше, не нашел и просто поднял. Снизу на мои ботинки упал желтый мерцающий свет.
- Пошел! - скомандовал я.
- Нельзя нам.
- Вперед! Ушибу совсем!
Я подкрепил команду тычком автоматного ствола. Это подействовало. Йосик - по роже видно, что испуган дальше некуда, - послушно встал на карачки и полез туда, к мерцающему свету. Глядя на его разросшийся вширь зад, я нырнул за ним, чувствуя, как по моей спине прошлась тяжелая ткань. Очень похоже на поглаживание, но такое, недоброе. Кто-нибудь испытывал во время купания прикосновение медузы или хотя бы водорослей? Вот где-то так. Отвращение, настороженность и страх. Возможно, срабатывает какой-то атавистический механизм, заложенный в подсознании, не знаю. И еще этот сладковатый запах.
Выныривая из-под занавеса, я ткнулся макушкой в оттопыренный зад моего напарника по несчастью. Тот громко охнул. Я отпихнул его в сторону. И тоже чуть не того. Не охнул.
Помещение… Трудно сказать. Метров тридцать квадратных, пожалуй. Только это я потом, чуть позже прикинул. А сначала - на полу стоят три подсвечника… Подставки? Светильника? Не суть. Три круглых столбика, эдак с метр высотой каждый. На них сосуды… Я не знаю, как их точно описать. Да и времени на это у меня было ровно ноль без палочки впереди. Снаружи уже раздавался отчетливый человеческий гомон. Муравейник проснулся. Стаканы, наверное. Вот именно что стаканы. Граненые. В них горящие фитили. Освещающие… Матерь Божья!
