– Ерунда.
– Ерунда? Ты во время гимна сидеть пробовал?
Степан захохотал:
– Подловил! У нас даже в казарме с ребятами такая пытка-шутка была – привязывали к стулу во время исполнения гимна по радио. Кто покрепче, стулья ломали, а кто послабее – себя, мда. Мне-то полегче, у меня левое ухо не слышит. Значит, есть и другие мелодии?
– Собственно, да. И как раз в этой книжке.
Виктор вынул очень потрепанную книгу и сел у костра.
– Обычная книжка, обычные ноты. В институте нашел, в исторической библиотеке. Предисловие странное только. И гриф секретности – я только дома посмотрел. Мама дорогая. Бросился возвращать, а там уже оцепление, полиция. Короче, вот так.
Степан молча сидел рядом. Виктор листал страницы.
– Я не знаю, как это работает. Играть отсюда что-то – безумие, страницы перепутаны, названия зашифрованы. Тут десятка два произведений, может, какое-то из них – призыв к самоубийству? И только одно без шифра. «Анду» – написано. Якобы возвращает обратно все изменения.
– И ты хочешь это сыграть?
– Ну да. А то мало ли что еще в гимн прописано, помимо вставания? Может, уважение к власти пропадет?
– Смеешься, что ли, – улыбнулся Степан. – Скажи еще, инстинкт самосохранения откажет.
– Да шучу, конечно. Базовые принципы, это базовые, их тронуть – личность разрушить. Инстинкты самосохранения, размножения, любви к родине и другие никуда не денутся. Но что-то наверняка изменится?
– Может, оно и так. А стоит ли?
– Попробовать стоит.
Через сутки выматывающей скачки к вечеру беглецы добрались до окраин какого-то городка. У оградки убогой лачуги под вывеской «Бар Старый сволочъ» привязали тушканов, зашли, заказали. Виктор отправился искать хозяина, а Степан, оглядев шумный зал и убедившись в относительной безопасности, с интересом смотрел на пухленьких официанток, прикидывая что-то в уме. Виктор вернулся и молча сел рядом.
– Слушай, Вить, как тебе эта, справа? Ну, в передничке?
– Он сказал, что пианино у него есть, и можно сыграть.
– А, ты все об этом. И сколько заплатит?
– Я не спросил. Какая разница.
– В смысле – ради высокой цели неважно?
– В смысле – оплата у музыканта стандартная.
– Бросай лучше всю эту лабуду. Выкидывай книгу, и уходим. Им нужна она, гнаться никто не станет, спокойно отсидишься где-нибудь, потом вернешься, с женой заживешь, ну?
– Надо попробовать. Потом – увидим.
Он уже так давно не сидел за инструментом. Прошло меньше недели, а кажется – годы. Пианино в баре явно помнило лучшие времена, но настройка осталась почти в идеале. Он пробежал пальцами арпеджио, взял несколько аккордов. Открыл и поставил книгу. Гомон людских голосов остался где-то за спиной, бесконечно далеко, когда Виктор легко коснулся клавиш и заиграл. Бар умолк.
Секунды уже почти сложились в минуту после затихания последней ноты, когда кто-то скрипнул стулом. И словно очнувшись от сна, люди зашумели, вновь загомонили и потянулись заказы. Виктор сидел, сложив руки на крышке пианино.
Степа подошел к нему.
– Уходим. Быстро.
Виктор обернулся. В толпе ощутимо добавилось черного цвета. Знакомые люди в черных комбинезонах с короткими автоматами в руках входили в бар. Вынырнувший из толпы Ус шел к пианино, на ходу расстегивая кобуру. Степан повернулся, врезал кулаком по крышке пианино, так, что книга свалилась, и, заткнув рукой правое ухо, заорал:
– Играй! Ну! Играй, как умеешь!
Эта ночевка практически не отличалась от предыдущей. Только тушкан был один, он и обкусывал методично листы с дерева. Да и дерево, хоть было и поменьше, чем в прошлую ночь, зато живое. Глядя на трофейного тушкана, Виктор неожиданно понял: словосочетание «банда правительственных войск» вызывает у него странные, неправильные ассоциации. Хотя банда, она и есть банда, как ни назови. Рядом грязно ругался Степан, пытаясь перебинтовать руку.
– Давай помогу.
– Держи здесь. С ума сойти. Гы! Осторожнее! Давно я так не развлекался.
– Ага.
– Не, правда! С выпускного! Кстати, теперь у меня восемь из восьми!
– Поздравляю.
– Слушай, а что ты смурной такой? Выбрались, отбились, книга у них, искать не станут, отсидишься, перебьешься, в Рым скатаешься, в конце концов! Что грустишь, ну?
– Не сработало.
– Ты о чем?
– О мелодии. Я не ощущаю ничего, никакого изменения. Я думал, мир перевернется, смысл может какой появится новый. Ничего.
– Ну, как сказать. За смысл я не поручусь, вот только к залу ты спиной сидел. А я видел. Так вот: ни один в зале не стоял. Кто стоял, все сели. Как будто ноги держать перестали, официантки аж по стеночке сползли. Так что работает мелодия.
– Думаешь?
– Ну да. Может, для сильного эффекта ее надо как гимн играть – по три раза в день, а так только на ноги и действует.
Костер трещал, разбрасывая искры. Виктор подбросил дров и стал смотреть, как их охватывает пламя.
– Значит, несколько раз нужно. Что ж, память у меня хорошая.
– Думаешь, не забудешь?
– Думаю.
– Слушай, а вот, кстати, хотел спросить…
– Что?
– А что ты сыграл тогда? Они ж друг друга в клочья рвали, даже автоматы бросили. Я боялся – помогать придется, но, считай, только Усу и помог.
– А это. Та еще история. Секрет профессии…
– Ну! Все-таки?
– Раньше были такие штуки – кино. Как сон на экране. И когда в этом сне драка в баре была, музыка играла специальная. Так теперь эта музыка агрессивную толпу в драку отправляет мгновенно. Такие вещи каждый музыкант знает.
– Гы! Ничего не понял. Совсем ты, Вить, на истории рехнулся.
– Как видишь, иногда и история помогает. Ты вот, например, знаешь, что раньше слова «Гы!» и «Ну!» не были матерными ругательствами?
– Да врешь ты все. Ладно, давай спать, историк.
Лора АндроноваКапитан надежды
– Сколько? – спросила Ирэн, поспешно завинчивая крышку.
По металлу, по ту сторону люка, заскрежетали когти, послышались тяжелые удары.
Сталь держала.
– Первый бот вернется через несколько часов. Какое-то время уйдет на выгрузку, дозаправку. Плюс – сам перелет. Говорят, что смогут нас забрать через сутки, – ответил Ян.
Он подошел к ведру, снял шлем – капитанский, черный, с тремя алыми полосами на боку – и быстро умылся.
– Напали криды, и мне пришлось сматываться. – Ян помолчал и добавил чуть виновато: – Боюсь, антенну они свалили. Так что на связь с нами смогут выйти, только когда бот будет рядом.
