бренчит, а я наконец собираюсь с мыслями достаточно, чтобы удивиться его присутствию. Кощеев ведь велел ему сидеть в кабинете, потому что он зачарован и может быть опасен, так? Но если его привела Маргарита, она, возможно, сняла следы воздействия, и он знает, что делает, когда ломится прямо в логово ведьмы, и Саламандра на него никак не…
Князев перестаёт бренчать и оборачивается. На очках бликуют отсветы пламени, придавая лицу капитана инфернальный вид.
– Я иду первым, – сообщает он не терпящим возражений тоном. – Там наверняка щиты, мне есть чем их пробить. Ты идёшь за мной, подбираешься как можно ближе и выпускаешь Саламандру. Этой, – он на миг умолкает и зло кривит губы, – бежать некуда.
– А ты… – начинаю я неуверенно, но он тут же перебивает:
– Мы тут болтать будем или парня твоего спасать?!
Снизу негромко рычит невидимый Гошка. Я очень, очень хочу возразить, потому что собственные логичные вроде бы доводы здесь, в темноте, кажутся слабыми и неадекватными. Почему нельзя сперва привести в чувство бойцов? Почему нельзя дождаться магов? Почему, в конце концов, не пустить вперёд Саламандру, она что, не пробьёт чужие щиты?!
Князев хватает меня за плечо, встряхивает и зло выдыхает в самое ухо:
– Или хочешь узнать, чем может закончиться человеческое жертвоприношение?!
Я не успеваю даже открыть рот, когда из-за двери доносится полный боли крик.
Мужской.
Взлетает – и обрывается, сменяясь ледяной тишиной.
Я в ужасе замираю, пытаясь выговорить имя, но губы не слушаются. Князев смотрит на меня, кривится – а потом с разворота вышибает дверь ногой. Внутри кто-то визжит, что-то падает, и я уже не думаю, просто ныряю вслед за капитаном в дверной проём, пролетаю сквозь облако искр, на миг различаю в полумраке лицо Элис, прижимаю ладонью Знак…
… И в следующую секунду теряю сознание.
Темно.
Больно.
Горячо.
Перед глазами пляшут огненные и дымные змеи, сворачиваются в клубки, насмешливо шипят – не знаю, как могут смеяться змеи, но эти точно издеваются, сволочи. Дышать тяжело, правая рука болит нестерпимо, словно из неё вырвали кусок как раз в том месте, где прежде ощущался Знак. Кое-как разлепляю глаза, вижу над собой темноту, успеваю испугаться, что совсем ослепла, но тут темнота начинает двигаться, рассыпаться на оттенки, и я соображаю, что это всего лишь тени на потолке, а колышутся они потому, что на полу, наверное, горят свечи. Под лопатками ощущается камень – алтарь? Жертвенник? – под пальцами левой руки нащупывается шёлк, а в складках – что-то лёгкое, прохладное, маленькое. С трудом поднимаю руку, подношу к глазам, вижу алый лепесток, вспоминаю антураж с присланных фотографий…
Вот, значит, где я. Осталось выяснить, где Сашка.
И Князев.
И Элис.
И Саламандра, в конце концов – а может, она уже всё сделала, и рука болит потому, что Знак мне больше не нужен?..
Пытаюсь приподняться, но тут же падаю обратно, во всём теле дикая слабость, от удара затылком о камень в голове слегка звенит, зато включается слух. Совсем рядом кто-то разговаривает – слов не разбираю, но голоса знакомы, и в мужском звучат униженно-просительные интонации, а в женском…
– … Не для того, чтобы всё бросить на середине. Ты же сам меня и арестуешь, милый, разве ты не за этим пришёл? Когда Наставник будет свободен, мне больше не придётся прятаться. А эта к тому же убила моего дракона. Я не стану её жалеть.
Мужской голос отвечает еле слышно, я понимаю, что это Князев, просто потому, что больше некому. Элис в ответ смеётся, я слышу, как по каменному полу цокают каблуки, а в следующий миг слева возникает ведьма, склоняется надо мной и улыбается, одновременно приветливо и хищно.
– Я не хотела бы тебя убивать, – ласково произносит она. – Свернуть шею твоей твари – да. Очаровать и выпить досуха твоего мужчину – с удовольствием. А потом медленно отрезать от тебя по кусочку – ты не представляешь, сколько зелий требуют человеческой крови или плоти. Но Наставнику нужна твоя сила и сила Саламандры. А ещё – новое тело.
Она оборачивается и демонстративно кивает куда-то в сторону. Мне удаётся приподнять голову и разглядеть у стены крест из тёмного дерева – не христианский, а в виде буквы «х» – и привязанного к нему человека. Надеюсь, привязанного…
– Не плачь, – шепчет Элис и кончиком пальца стирает с моей щеки слезинку. – Он будет жить, долго и счастливо. Ты – нет, но ведь отдать себя в жертву ради жизни любимого – не самый плохой финал, правда? Сейчас я принесу твою подружку, и можно будет начинать.
Думать, кого она имеет в виду, мозг отказывается. Смаргиваю слёзы, пытаюсь присмотреться к Сашке: он, кажется, без сознания, мне не видно лица, только тёмную макушку, и верёвки на запястьях, и пятна на груди и плечах, чёрные, алые, белые, маслянисто-блестящие… Магические символы?
Дверь сотрясает удар, и стены, кажется, тоже вздрагивают. Я вспоминаю, что Князев вроде бы вышиб её, но, похоже, ведьма успела укрепить своё обиталище магией. Снова пытаюсь приподняться, я вроде бы не привязана, но тяжесть во всём теле такая, что едва удаётся поднять руку. Камень сквозь тонкий шёлк кажется ледяным, тепло стремительно уходит из тела, меня начинает трясти, и огненная магия никак не отзывается…
Элис снова появляется в поле зрения, ставит мне на живот небольшую проволочную клетку. В первый миг мне кажется, что там заперт Гошка, но существо внутри меняет цвет с алого и золотого на чёрный, потом вспыхивает, потом снова гаснет и краснеет. Ведьма щелкает ногтем по клетке, запертая Саламандра бросается к её руке, бьётся о прутья, ещё раз и снова, по металлу бегут искры, и вот, значит, почему не отзывается Знак – похоже, защита на клетке блокирует нашу связь. Мне хочется выть от боли и от понимания, что ловушка была даже не на меня, на элементаля, и жутко становится при мысли о твари, которая сумела такое провернуть.
Что будет, если учитель Элис, кем бы он ни был, получит новое тело и новую силу? Что это вообще за существо такое, которое не боится противостоять Саламандрам?!
– Скоро будет не больно, – обещает Элис, и я вижу в её руке тонкий серебристый нож – кажется, тот самый, что насторожил Кощеева. За дверью снова слышится грохот, ведьма легко поводит плечами, даже не пытаясь обернуться. – Никто не войдёт сюда, пока я не позволю, даже если Олежка снова решит своевольничать. Но он не решит, правда, милый?
Краем глаза замечаю шевеление.
– Лисёнок, –
