так напугана, как он. Фин сделал шаг вперед по гравию, и тут мы поняли, что он здесь не только для красоты. Каждый наш шаг эхом отзывался по всему двору, резонируя от металлической панели у ворот.
Мы выжидали.
Не знаю, чего мы там ждали, собак или снайперов, но ничего не случилось.
Голос у Фина прозвучал совсем сипло, когда он пробормотал в микрофон:
– Мы в ловушке. Ворота за нами закрылись, и теперь мы приближаемся к парадному входу.
Мы пошли по хрусткой дорожке к ступенькам, и наши шаги ужасно громко раздавались в звуковом вакууме. Мы встали у подножия лестницы. Ничего не случилось. Мы поднялись по ступенькам к парадной двери.
– Мы уже у двери, – шепнул Фин.
Я постучала. Мы услышали, как приближаются чьи-то шаги, и дверь отворилась. Горничная, филиппинка лет за шестьдесят, в серой форме и накрахмаленном белом передничке, пригласила нас войти, даже не взглянув на нас.
Мы вошли в прихожую.
То, что снаружи выглядело виллой девятнадцатого века, изнутри смотрелось натурально как Сан-Диего, будто ее выпотрошили и переделали в уродливый калифорнийский отель года эдак 1987-го.
Прихожая была приземистая и просторная, совмещенная из трех комнат в одну, с черно-белой плиткой на полу и редкой мебелью. Между парой двухстворчатых дверей стояла обезглавленная статуя обнаженной женщины из белого мрамора. Сидений тут не было.
Филиппинка бережно закрыла вслед за нами дверь на оба засова, сверху и снизу. Потом опять обернулась и показала на телефон у Фина в руке.
– Non.
Она проследила, чтобы он вытащил микрофон и убрал его в мешочек на шнурке. Потом наблюдала, как он отключил диктофон и церемонно сунул в верхний карман своего пиджака.
– Он записывает? – неожиданно спросила она по-английски.
– Нет, – ответил Фин, похлопывая по кармашку.
Она покосилась на край телефона, торчавший из кармана аж на сантиметр, в нерешительности, верить ему или нет.
Фин сказал ей, что гарнитура располагается снизу, рядом с динамиком.
– Пока он у меня в кармане, звук туда не проходит. Потому я и ношу с собой вот это, – он показал ей съемный микрофончик и засунул телефон обратно в нагрудный карман.
Она посмотрела, уверившись, что телефон торчит другим концом вверх, затем отвернулась и вышла в боковую дверь.
Мы остались ждать. Видимо, во время перепланировки провели и звукоизоляцию: мы ничего не слышали – ни приглушенных шагов, ни бормотания радио, ни рева машин с улицы, ни реактивных двигателей над головой. Это несколько обескураживало.
Фин на минутку прислонился спиной к стене. Он весь побледнел.
Тут вдруг дверные створки перед нами распахнулись.
В дверях, холодно улыбаясь, стояла Дофин Луар, одетая в белое платье с запáхом, с серебристым поясом, в открытых туфлях на босу ногу, в очках в стальной оправе.
– Здравствуйте, – сказала Дофин. – Спасибо, что приехали встретиться с нами. Будьте любезны, пройдемте за мной.
Она развернулась и спустилась вниз по ступенькам, величавым взмахом руки приглашая нас проследовать за ней.
Венецианского акцента у нее как и не было. Теперь она заговорила с чистым южнокалифорнийским выговором. Как знаток акцентов, она была чертовски хороша, надо отдать ей должное.
Мы прошли за ней в просторную комнату, стены которой были сплошь увешаны кремового цвета коврами. Там никого не было, только гигантский телевизор на стене с гигантским же кремового цвета диваном. В дальнем углу была стеклянная стена, за которой открывался вид на протяженный газон. Вдали виднелась крыша застекленного туристического катера, медленно скользившего по Сене.
Дофин подошла к стене по правую руку, приложила три пальца к квадратной панели, и в стене распахнулась дверь. Мы прошли следом за Дофин в каменный коридор. Он шел вдоль дальней стены дома и спускался вниз. Проходил он, видимо, под землей, хотя планировка дома была довольно путаной, но в итоге мы выбрались на застекленную викторианского стиля веранду, пристроенную сбоку дома. Ее расчистили от полочек с горшками для посадок, заново отделали и превратили в стерильное пространство. Такое яркое, что даже глаза заслезились.
Тут-то, в ослепительной белизне, на диване в бело-желтую полоску и сидела маленькая женщина в синем платье, в очках в стальной оправе, с убранными в шиньон светлыми волосами.
Она встала нам навстречу. Сцепив руки перед собой, давая понять, что рук пожимать она не намерена.
– Здравствуйте, – сказала она. – Я Гретхен Тайглер.
48
Гретхен с Дофин поочередно предложили нам чаю с пирожными. Фин отказался, говоря, что мы бы лучше перешли сразу к делу, спасибо. Те ответили согласием, да, чай с пирожными не помешает, да-да, сейчас вызову горничную. Они его как будто даже не слышали. Тут я поняла, что взвинчены они не меньше нашего.
Дофин нажала кнопку связи на стене и велела кому-то принести нам чай с макарунами.
Сквозь помехи в ответ послышалось:
– Oui, madame.
Одеты обе женщины были похоже, но внешне были совершенно разными. Дофин была стройная и высокая, длинноногая, а Гретхен – низенькая и коренастая, с широкими бедрами; только когда Дофин присела рядом с Гретхен, то в точности отзеркалила позу хозяйки. Положила ногу на ногу, сцепила на коленях руки, просто невероятно, как она улыбалась Гретхен и ловила каждый ее жест, подделываясь под нее, подражая. Только Гретхен обернулась на меня, как Дофин вслед за ней глянула мне в лицо, и вся навеянная Гретхен теплота в ее глазах словно улетучилась. Будто я какое-нибудь дерево или стол.
– Я так понимаю, – акцент у Гретхен был калифорнийский, голос мягкий, – вы расследуете смерть моего мужа, Леона?
Я кивнула.
– В каком-то «подкасте»?
– Да.
– И даже были с ним знакомы пару лет тому назад? – Видно, разговаривать она умела только в форме вопросов.
Я кивнула. Во рту так пересохло, что я даже не решалась заговорить.
– Ну что ж, – она осклабилась с отвращением, – очень мило.
Мы с Гретхен смерили друг друга взглядами. Так ужасно она со мной обошлась, так жестоко, когда я была еще совсем юна и уязвима, а теперь и бровью не ведет. Я поражалась, как ей наглости хватает. А она все смотрела, сверля меня взглядом, как будто это я тут нарушитель спокойствия. Что творилось у нее в голове, что могло бы оправдать тот поступок? Даже представить себе не могу.
Видимо, она была того же мнения обо мне, судя по тому, как мы сцепились взглядами. Тут вмешалась Дофин, и уж точно не ради меня.
– Наши пути уже пересекались, – ввернула она. – Насколько знаю, вы когда-то пользовались именем Софи Букаран?
– Нет. Я не пользовалась именем Софи Букаран. Меня
