быстротечных разовых событиях возникает очень жесткая конкуренция за то, чтобы стать первой командой, которая воспользуется своим правом на наблюдение внеплановой цели. Отчасти это продиктовано логикой науки: чем быстрее мы начнем собирать данные об объекте, похожем на суперновую, тем ближе мы к моменту ее взрыва. Начальная вспышка света от сверхновой может содержать уникальную сигнатуру внешних слоев и окружения звезды, а также данные об экстремальных физических явлениях, происходящих в глубине звезды, и эта вспышка невероятно коротка. Если в эти критически важные первые моменты удается начать наблюдение, они могут стать золотой жилой информации, которую мы не получим никаким другим способом.
Быть самым быстрым, а значит, первым, — это еще и выгодно. Команда, которая откроет новый астероид или получит самые свежие данные о новом звездном взрыве, впоследствии может оказаться в более благоприятной ситуации при запросе финансирования, как в силу своей известности, так и потому, что доказала, что ее методы исследования приносят результаты. Кроме того, никто не хочет тратить усилия и ресурсы на то, чтобы в итоге оказаться вторым: нет смысла публиковать две статьи с идентичными результатами, а научные журналы обычно отдают предпочтение тому, кто первый прислал материал. Это весьма распространенное явление в научном мире, когда ваше захватывающее исследование рискует никогда не увидеть свет из-за того, что другая команда опередила вас с публикацией; обычно так и говорят — «урвали из-под носа».
В 2012 году я возглавляла команду астрономов в безумной гонке за странной звездой, которая на первый взгляд как будто симулировала собственную смерть. Впервые она появилась в небе в 2009 году и вела себя точно так же, как обычная сверхновая: резко вспыхнула на несколько дней, а затем медленно угасала в течение следующих месяцев. Наблюдатели заметили ее, внесли, как положено, в каталог как двести пятидесятую сверхновую, обнаруженную в этом году, — SN 2009ip — и забыли о ней.
Год спустя SN 2009ip вернулась, выпустив вторую вспышку, чтобы сообщить нам, что она, оказывается, еще не умерла. Звезда сделала это еще дважды перед поистине грандиозным выступлением в 2012 году, когда всего за шесть часов она стала в двадцать раз ярче, и это убедило нас, что, возможно, наконец-то дошло до дела. После взрыва этой предполагаемой сверхновой в 2012 году сразу несколько команд бросились ее исследовать, надеясь первыми получить окончательный ответ на вопрос, действительно ли эта звезда наконец умерла. Наша команда быстро захватила 3,5-метровый телескоп в обсерватории Апач-Пойнт и начала снимать спектры, рассудив, что изменения в химическом составе дадут нам больше информации о звезде, чем просто отслеживание ее яркости. Всего несколько недель спустя, пока мы все еще анализировали данные, в интернете начали появляться статьи от других групп, публиковавших собственные результаты поспешного наблюдения спектров.
Я упала духом, впервые увидев эти статьи, — мы проиграли гонку. Возможно, это мелочное чувство, но кого не взволнует перспектива быть первым! Да, ученые действительно мечтают о новых знаниях, разгадках и открытиях, но никто не хочет оказаться «второоткрывателем».
Тем не менее оказалось, что гонка не закончилась, а только превратилась из спринта в марафон. Никто толком не знал, что делать с быстро собранными данными о SN 2009ip. Все согласились с тем, что с 2009 года мы наблюдали звезду в ее последних предсмертных муках, когда она выбрасывала огромное количество вещества, что издали сильно напоминало разлетающуюся сверхновую. Но никто не мог точно сказать, было ли это событие 2012 года очередным звездным извержением или настоящим взрывом сверхновой. Мнения разделились. Я считала, что звезда действительно взорвалась в 2012 году. Другие убедительно доказывали, что это очередной фальстарт. Мы продолжали обрабатывать данные и публиковать результаты, надеясь отыскать еще какие-то подсказки о судьбе SN 2009ip.
Как ни странно, оказалось, что единственный способ найти настоящий ответ — это подождать. Ждать пришлось несколько лет. После того как SN 2009ip угасла, мы с коллегами вполглаза приглядывали за ее участком неба, ожидая, вернется ли она. Она не возвращалась, но некоторые продолжали наблюдать. И ждать. И снова наблюдать. Спустя десять лет после того, как странная звезда впервые ворвалась (в буквальном смысле) на сцену, никто больше не видел никаких ее признаков, и все же мы до сих пор не можем с уверенностью сказать, что она действительно исчезла.
Погоня за скоростью научных открытий, безусловно, не свойственна одной только астрономии или даже области сверхновых в астрономии, а некоторая степень конкуренции полезна, поскольку заставляет команды исследователей совершенствовать свои методы. Но иногда соперничество не только не приносит пользы, а превращается почти что в фарс. Несколько десятилетий назад в радиоастрономии началась еще одна космическая гонка, направленная на обнаружение первых следов молекул различных веществ, скрывающихся в межзвездных облаках. Идея стать первой группой, которая найдет, скажем, воду или этиловый спирт, а то и молекулы сахара, была захватывающей. («Астрономы обнаружили межзвездный алкоголь!» — чем не крутой заголовок.) Некоторые исследовательские группы на радиотелескопах обнаружили, что те, кто работает после них, заглядывает в их журналы, выбирает многообещающие объекты и радиоволны, исследует их и потом спешит опубликовать данные, урвав их из-под носа у команды, которая сделала открытие первой, но не подозревала, что участвует в гонке. Это привело к совершенно нелепой кампании уловок и ухищрений, когда ученые намеренно указывали в ночных журналах неверные координаты или записывали ложные длины волн на клочках бумаги, которые «случайно» оставляли в мусорном ведре, чтобы их нашла следующая команда.
Здесь уже вступает в игру простая человеческая природа, и, честно говоря, именно она отвечает за мои фантазии о том, что в Вестерборке я засекла инопланетян, за превращение наблюдения GW 170817 и SN 2009ip в массовую гонку и за спешку, с которой астрономы иногда спешат идентифицировать планеты как сверхновые. Это же захватывающе — опередить всех, первым что-то заметить, испытать это редкое и невероятное чувство озарения. Несмотря на то что после открытия научная работа только начинается (исследование должно быть тщательным и правильным, а не только быстрым), есть особая прелесть в том, чтобы окунуться в драму (а иногда и хаос) на переднем крае науки.
В то же время с расширением возможностей постоянно открываются новые горизонты науки. Вспомним, что первые открытия гравитационных волн были окружены строгой секретностью, а сегодня LIGO буднично отчитывается о сигналах гравитационных волн в Твиттере. Сверхновой звездой уже никого не удивить: их известно уже десятки тысяч, так что обнаружение сверхновой (если только она не будет видна невооруженным глазом) — это захватывающее, но уже не сенсационное событие, и массовые забеги по изучению каждой звездной смерти ушли
