то дежурит муж. Если спят муж и Саша, то не сплю я. Боимся угореть или сжечь весь многоквартирный дом.
А 23 ноября в 8:30 утра из коридора вдруг повалил дым: загорелось войлочное покрытие на полу, вспыхнула обивка входной двери. «Мамочка, горим!» — крикнул Саша. Вдвоем они принялись тушить огонь. А на следующий день загорелась клеенка на балконе. Потом вдруг вспыхнули розетки, стул и газеты…
— Сашенька, упрашивала я сына, — рассказывала Алла Владимировна, — признайся, может, ты с ребятами какие-либо химикаты вносил в дом? Может быть, у нас был кто из посторонних и пошутил? Но сын только плакал.
Пожарные, вызванные по тревоге, приезжали в их квартиру девять раз. И несколько раз огонь вспыхивал в присутствии пожарных и милиционеров. Однажды пламя внезапно появилось в ванной. Минуту-другую все смотрели на поток огня шириной около полуметра, который с ревом вырывался прямо из стены. Когда огонь прекратился, внезапно, как и начался, край ванны оказался слегка теплым, но краска на стене даже не обгорела.
— Пришел к нам Саша. Мы с ним играли. Вдруг смотрю — моя шубка меховая горит, и шарфик, и шапка, — рассказывала двоюродная сестра Саши Наташа Дубенко. — В другой раз он переоделся у нас. Снял школьные форменные брюки, повесил на стул, а они как вспыхнут. Прямо страшно его в дом пускать!
Так же горели и новые любимые Сашины джинсы, которые привезла мама из Москвы, горели и его рубашки, книжки… А однажды прямо на уроке английского языка в школе густо повалил дым, вспыхнул его дневник, обуглились тетради, деформировалась крышка дипломата, которым он очень гордился. Учительница и одноклассники Саши — все дружно тушили пожар в портфеле. С того времени, как у парнишки открылся «зажигательный дар», везде происходило одно и то же.
— Более ста случаев набралось, — с горечью говорил отец Саши Николай Павлович. — Нас теперь люди боятся.
Семейство бросилось повсюду искать помощи. Алла Владимировна даже в МВД выезжала, началось следствие. Сашу положили в больницу на обследование.
Чтобы уберечь вещи, находившиеся в доме, их пришлось распихать кое-как по ящикам и чемоданам и вынести сначала просто во двор. Потом решено было переехать на время к Сашиной бабушке.
— Я хорошо зарабатываю, — с горечью рассказывал отец семейства, — мечтали в этом году легковую машину купить, а вот теперь мы абсолютные погорельцы. Выселиться из квартиры и переждать лихое время семья решила у отца Аллы Владимировны, пенсионера. И вот однажды…
— В тот день, — рассказывает бабушка, — я помыла пол и мокрую тряпку возле стенки расстелила на просушку. И вдруг вижу, моя розовая тряпка чернеет, от нее идет дым.
— И верить не хочется и не верить нельзя, — комментирует сосед по дому, — если бы я не знал тех, у кого это происходит, подумал бы, что ради получения крупной страховки «химичат». Так у них-то имущество не застраховано, и люди они честные. Мы 30 лет в соседстве живем. Все говорят — пацан виноват…
А вот что по этому поводу думают специалисты.
Владимир Приходченко, главный врач Донецкой областной детской клинической больницы: «Хотя и в нашей больнице у соседа Саши по палате сгорела одежда, мы, врачи, не верим ни в какую исключительность мальчика. Наш вывод такой: требуется комплексное психиатрическое обследование этого ребенка, позволяющее расставить все точки над i. Тогда и появится возможность для эффективного лечения».
Анатолий Попов, директор Донецкого института физико-органической химии и углехимии, доктор химических наук: «Два наших сотрудника — Н. Мироненко и В. Гаркуша-Божко — тщательно изучали те предметы, которые подвергались "самовоспламенению", чью природу им предстояло выяснить.
Сегодня есть десятки несложных в химическом отношении методов вызвать самовозгорание. В обгорелых остатках дипломата, обшивке кресла, а также женского платья, предоставленных в институт на экспертизу, найдены остатки одного из таких самовоспламеняющихся химических соединений. Зато в других случаях зола чиста. Так что безапелляционно утверждать, что поджоги совершались с помощью химии и, более того, что все их организовал Саша, мы не имеем никаких оснований. Мальчика надо обследовать и только тогда сделать окончательные выводы».
Редакция "Известий" пригласила Сашу с матерью в Москву, чтобы им занялись медики и ученые. Тем более что об этом же просили сослуживцы родителей "огнеопасного" мальчика (некоторые из них были очевидцами событий). "Убедительно просим помочь семье… в обследовании ребенка и квартиры, в которой сейчас нет условий не только для работы преподавателя, но и для пребывания, — написали учителя школы, где преподает мать Саши. — Моральное состояние семьи очень тяжелое…"»
Итак, первый ответ: мальчик психически здоров. Таково заключение комиссии специалистов НИИ клинической психиатрии Всесоюзного научного центра психического здоровья АМН СССР: «На момент освидетельствования каких-либо психопатологических расстройств у пациента не выявлено. Показания для стационарного обследования отсутствуют». Стало быть, никакой он не пироман? Но тогда как объяснить происходящее в странной квартире?
По признанию самих ученых, это нелегко, хотя явлений, подобных «енакиевскому диву», не так уж мало. Только по Московской области прошла целая вереница похожих событий.
«Пацан виноват» — эту удобную версию безоговорочно приняла и местная милиция, заведя на людей, которые к ним же обратились за помощью, уголовное дело.
Вячеслав Чернов, подполковник милиции, начальник ГОВД города Енакиево, высказался по этому поводу так:
— Ни в какую мистику наше ведомство, понятно, не верит. Нам нужны мотивы, факты, доказательства. Делом Саши Кагина у нас занимаются два опытных работника — капитан Н. Курдов и старший лейтенант Л. Скурат. Зная, какой огромный интерес среди населения вызывает это дело, наши товарищи подошли к нему с особой внимательностью: опрошены многие свидетели, собраны различные вещественные доказательства. Есть многое, но нет, пожалуй, главного — признания человека, который по болезни, из желания или по каким-то иным причинам организовал пожары. Установить его личность — наша задача, и мы ее в ближайшее время решим. Сегодня есть только подозреваемый, а этого недостаточно.
Говоря о том, что главное, что ему нужно, — это признание подозреваемого, милицейский начальник не оговорился. Он сказал то, что думал, и не имел, видимо, причин скрывать это. Представление, будто признание подозреваемого — главное и достаточное доказательство его вины, легло, к сожалению, в основу действующего УПК РФ, хотя подобная практика была многократно осуждена в СССР с самых высоких трибун и со страниц печати. В сознании сотрудников правоохранительного аппарата она, получив поддержку законодателя, теперь живет и здравствует.
Доказательства, которое так хотел получить подполковник, — признание подростка — он все же не добился.
— Я так и знала, что вы все свалите на моего сына, — заявила мать Саши следователю. — Я не согласна с этим. Мальчика своего
