под глазами этим утром у него больше похожи на мошонки. Сегодня ему точно понадобится та мазь от геморроя, что лежит у него на раковине в ванной на случай появления фотографов из журнала «Хелло!».
— Все хорошо? — спрашивает Мэтью.
— Отлично. Все уже погрузили на борт, — отвечает Татьяна.
— Мистер Петтит, вам что-нибудь принести? — спрашивает Мерседес.
— Черный кофе, — отвечает Джейсон, — омлет из белков и тост без глютена.
После чего бросает на Татьяну взгляд из серии «видишь, как надо?», который явно приводит ее в ярость.
— Я буду тост, — говорит на это она, — не только с глютеном, но и с маслом. К нему прошутто и инжир.
Джейсон Петтит поднимает брови и утыкается в свой неизменный айфон.
— В котором часу начинаем? — спрашивает принц.
— А какая у нас там каюта? — интересуется Мэтью Мид.
— Моя, — отвечает Татьяна, после чего поворачивается к принцу. — Начнем в десять. На восемь у нас на террасе «Медитерранео» заказан большой столик.
— Девочки тоже будут?
— Разумеется.
— Если, конечно, вообще смогут передвигаться… — мерзко хихикает Джейсон Петтит. Тут же осекается на полуслове и хмурится. — Черт, опять эта долбаная «Дейли Мейл».
— Что случилось? — спрашивает принц.
— Обычный злобный треп. Вот же черт.
— Ха! — восклицает Татьяна. — Если бы они только знали.
Все мужчины чуть поворачивают в ее сторону головы.
— Кстати, Мерси, дорогая моя, в комнате охраны надо прибрать. А то вчера ночью мы там немного посидели.
Ее накрывает волна облегчения. Теперь не нужно прибегать к уверткам. Татьяна только что в тысячу раз упростила ей задачу.
— Когда будешь готова, дай мне знать, я тебя туда впущу, — добавляет Татьяна.
— Да, конечно, — с улыбкой отвечает Мерседес.
Девочки появляются ближе к обеду. Ханна, Вей-Чень, Сара: легкие пляжные шорты с топиками в цветочек и коротенькие кимоно. Волосы спутаны, в уголках глаз еще прячется сон. Мерседес слышит их на лестнице, и настроение у них не радостное.
— …на такое не подписывалась… — доносятся до нее слова Вей-Чень.
— Да ради бога, — отвечает ей Сара, — а ты думала, они отвалят двадцать кусков просто так? Легкий перепихон и быстрый минет? Это тебе, блин, не благотворительная организация.
— Да, но… — начинает Ханна.
— Ну все, хватит. Силой тебя никто не похищал. К тому же, насколько я понимаю, это был гвоздь программы, и дальше все будет только легче.
— Буду надеяться.
— Завтра на рассвете все выходят в море на яхте Старика, — говорит Сара, — так что…
— Черт, но я чувствую себя как кусок дерьма, — жалуется Вей-Чень. — Такое ощущение, словно совсем не спала. Кто-то из вас помнит, как ложился в постель? Я совсем не помню.
— Да, — отвечает Сара, — такое и правда отнимает все силы.
Спустившись ниже по винтовой лестнице, они видят у ее подножия Мерседес, надевают «рабочие» лица и кричат:
— Доброе утро!
— Доброе утро! — отвечает она. — Остальные собрались у бассейна.
— Слава богу, — шепчет Ханна, но тут же машинально улыбается.
— Вам что-нибудь принести? — спрашивает Мерседес.
— Я бы убила за чашечку кофе, — отвечает Ханна.
— «Дайкири»! — хором восклицают Сара и Вей-Чень.
— Джемма еще спит?
Удивленно хмурятся бровки.
— Да нет… — отвечает Ханна. — Я думала, она уже встала. А внизу ее нет?
— Не знаю, я ее не видела, — отвечает Мерседес и ищет глазами сумочку, которую оставила на столике.
Однако там ее уже нет.
— Я хочу фисташек, — говорит Мэтью.
Мерседес согласно кивает. Конечно, у нас есть фисташки, как раз на случай, если внезапно вам их захочется.
— Отличная мысль! — восклицает принц. — Принесите тогда и мне.
— Конечно, сэр, — отвечает она.
— Мне тоже, — добавляет волосатый кинопродюсер, а когда она вежливо кивает, добавляет: — У меня такое ощущение, что я израсходовал все запасы белка.
Мужчины взрываются хохотом.
Три небольшие тарелки и еще три пустые для скорлупы, иначе она месяцы будет попадаться меж камней дорожек. «Хотя это уже не моя проблема», — думает Мерседес, ставя их на поднос и добавляя еще парочку, зная, как любит обезьянничать вся эта публика. На душе у нее какая-то странная легкость, которая даже пьянит. Она чувствует, как новое будущее становится все более отчетливым.
Девочки садятся рядочком на краю бассейна и опускают в воду ноги. У Вей-Чень на бедре огромный синяк, Ханна без конца тянет руку к затылку и крутит шеей, будто пытаясь вправить на место позвонок.
Когда Мерседес ставит перед актером блюдце, он смотрит на него с таким видом, будто она только что на него пернула, и восклицает:
— Да господи!
Татьяна безразлично поднимает глаза и тут же отводит в сторону, не спросив, в чем дело. Джейсон Петтит буравит Мерседес взглядом и кричит:
— Унесите немедленно! Я что, просил фисташек? Нет! А раз так, то уберите эту гадость! Вы что, хотите меня убить?
Мерседес ставит блюдце обратно на поднос, улыбается ему милейшей улыбкой и говорит:
— Вообще-то я не прочь, сэр.
Вей-Чень хохочет, но тут же понимает, что ее никто в этом не поддерживает, и смолкает. Мерседес улыбается ей с видом заговорщицы, берет отвергнутые орешки и несет девушкам, которые благодарят ее улыбками. Актеришка тем временем таращит глаза, будто кто-то дал ему пощечину.
На плече и шее Ханны красуется узор из небольших синяков, похожий на хватку грубых пальцев. Она поворачивается, осторожно, исподтишка смотрит на хозяйку и спрашивает:
— Эй, Татьяна, а где Джемма?
— Ушла, — отвечает та, даже не поднимая глаз.
— Ушла?
— Ну да.
— Но куда?
— Она не докладывала мне, дорогая, — отвечает Татьяна, — да и потом, мне на это глубоко наплевать.
«Но оставила паспорт… — размышляет Мерседес. — Куда она без него?» От ее безоблачного настроения не остается и следа.
— Ей сделали предложение получше, — говорит Мэтью Мид.
— Получше? — потрясенно переспрашивает Сара.
— Именно так, — отвечает Татьяна.
Девочки переглядываются между собой.
— Справедливости ради, — говорит Брюс Фэншоу, — вчера здесь речь шла о серьезных деньгах. Должно быть, ей предложили так много, что даже для вас это слишком.
— Я ей точно ничего не предлагала, — говорит Татьяна.
— Боже, — отвечает на это Вей-Чень, — ну почему со мной такое никогда не случается?
«И не надо, — думает Мерседес. — Серьезно. Я догадываюсь, куда она подевалась, и ты не хотела бы оказаться там же».
— Черт, да кто позарился на эти бесконечные слезы и сопли? — спрашивает Сара.
— Не знаю, — отвечает Джейсон, — в подобных вещах есть своя притягательность.
Татьяна бросает на него взгляд, в котором полыхает чистая злоба.
— Охрененное, должно быть, предложение, — продолжает Сара, — она все свои вещи здесь оставила.
— Возможно, просто не захотела вас будить, — отвечает Татьяна.
— Не думаю, что этой ночью меня хоть что-то могло поднять с постели, — говорит Вей-Чень, — я даже не допила последнюю порцию.
— Но она вообще ничего с собой не взяла! — восклицает Ханна. — Оставила одежду, белье… Даже сережки.
— Ух ты? — тут же оживляется Вей-Чень. — Те, бриллиантовые?
— Ага!
— Можете поделить все между собой, — говорит Татьяна, — она больше не вернется.
— Как? Даже драгоценности?
— Если она хочет себе богатенького папика, — со вздохом отвечает Татьяна, — то пусть он ей покупает. К тому же эти сережки ей подарила я, а раз так, то могу забрать их обратно.
— Ух ты! — повторяет Вей-Чень, и вдруг все они подскакивают и бегут, только капельки воды из бассейна сверкают в воздухе.
Ох уж эта способность подростков моментально
