учитель, в великой мудрости своей отвлеклись на него и не мешали мне работать. Честно говоря, я совсем не ожидал, что эти вещи дадут вам силу, оставьте их себе, раз так, мне они ни к чему…
— Но кулон обжёг руку Чжойлу, когда он попытался отнять его у меня… — Лалтхи произнесла это задумчиво, словно бы говоря, сама с собой — и потом ведь тебе сказали…
— Да какая разница, у нас, просто, нет рода в вашем понимании. Всё это просто мои глупые сантименты от которых я наконец то избавился. С вашей, правду сказать, помощью учитель — он вновь говорил подчёркнуто вежливо.
— Слушай, может хватит, а, я-же уже извинилась и на вопрос ответила, чего ещё-то. Чего ты заладил: учитель, учитель. Если тебе так прямо надо, вот пожалуйста: прости меня, пожалуйста, я была неправа — говорила девушка это недовольно и весьма наиграно.
— О это вы меня простите, учитель. Ваша способность искренне извиняться сопоставима разве что с вашей невероятной выдержкой и вежливостью, о, учитель — всё с той же преувеличенной вежливостью продолжил древний.
— Ну чего ещё-то надо? — снова обиженно выпалила Лалтхи.
— Да ничего… — со вздохом ответил древний — короче, к утру лечение Лайшми будет окончено, первая часть договора будет выполнена. Наступает время платить по счетам, поэтому тебе придётся пойти со мной в Круг и прикрыть меня от удара Чжойла, пока я буду с ним разбираться. Да, ещё, сколько раз подряд искатель может ударить?
— Я три, Лайшми — раз шесть — нехотя ответила девушка — наши способности можно усилить снадобьем, которое варит наставник Халтах. У меня есть немного, на один раз хватит. Вот вроде и всё, когда пойдём-то мы изрядно от него отстаём, он со своими чай уже форт обходят.
— До круга, на нашей машине, около двух часов ходу. Не волнуйся пристегнём тебя на переднем сиденье, там не так трясёт — устало сказал древний — так что иди спать. Тебе завтра силы очень понадобятся. Скоро всё решиться. Убьем Чжойла и свалим за горы, а потом какое-то время не будем вас беспокоить. Может вообще никогда не будем… Но об этом сейчас говорить рано.
В этот момент шум, не позволявший их услышать, пропал. Древний развернулся и резко спрыгнул со стены. Внизу он каким-то невероятным образом приземлился легко и беззвучно. А потом двинулся к своей машине через двор.
Глава 41. Кол мочало…
Андрей спрыгнул во двор. Настроение было преотвратное он натворил дел и на душе было мерзко. Алибдиновый откат уже отпускал его. За это следовало поблагодарить клиническую смерть. Что-ж, хоть что-то положительное должно же было быть в его безумном поступке. Как и ожидалось, рыжая Лалтхи ему не доверяла. Это собственно было понятно и раньше, но все равно было неприятно. Всё таки он ради неё жизнью пожертвовал. Впрочем, глупо было ждать благодарности. Ведь, единственной настоящей, подлинной, глубинной сутью личности рыжей являлся страх, именно он, мешал ей делать выбор, мешал доверять, заставлял гневаться и везде видеть неуважение и пренебрежение её интересами. Впрочем, у неё всё не так ещё и плохо, даже подруга есть, да и работать она может, так что её болезнь ещё не перешагнула некоей черты, которая окончательно бы погубила девушку. Увы, при всём прогрессе медицины сделать хоть что-то с таким застарелым ПТСР они с доктором не могли. Погибшие клетки её мозга не восстановишь, да и, восстановив, добьёшься немногого, ведь, все связи уже выстроены без них.
Андрей прекрасно осознавал всю глупость и опрометчивость своего идиотского плана составленного в состоянии алибдинового отката. Лалтхи стала объектом его привязанности, не из за каких-то личных качеств или выдающейся внешности (к слову, вот что есть, то есть, нравились ему миниатюрные рыжие девушки), а просто потому, что она была первой кого он увидел. Вот и всё. Определенной частью ума Андрей всегда понимал это, а ещё и то, что добиться её доверия очень трудно. Впрочем, всё же возможно. И то представление, которое он только что устроил, вряд ли хоть сколько нибудь приблизит его к цели. Да и надо ли, в конце концов свой положительный образ в глазах старшей искательницы они сформировали, а та, глядишь, и накапает на мозги младшей, чтобы та, когда надо поучаствовала в их пьесе. Ладно, сейчас не стоило загадывать на столь далёкую перспективу. Сейчас нужно разобраться с Чжойлом, это, к слову, скорее всего добавит им очков в глазах местных, а там, глядишь, и из и рыжей выйдет толк.
Да уж, толк выйдет, да дурь останется… Хотя, если честно, правильным выбором было бы убить всех троих вслед за Чжойлом, и, как нибудь, объявить их сообщниками, позиция ордена бы очень помогла. Новых сильных искательниц воспитать будет не кому, а следовательно и бояться тоже будет не кого. За время пока появятся следующие искательницы реализация их плана зайдёт слишком далеко. Как там говорили — "Им никогда не остановить неотвратимое будущее".
Только вот, поступать так — правильно, почему-то совсем не хотелось. Андрей вспомнил одного священника, тогда в катакомбах плато Ленк он читал им проповедь перед, тем, как пиндосы пошли на штурм. Тот священник говорил, что война самое естественное человечное из всего, что есть и самое противное Богу. Он призывал их сохранить в себе хоть каплю Божественного и не становиться окончательно людьми. Андрей, наверное, его не услышал, вот до сих пор здесь и мыкается. Утром после штурма прибыло подкрепление и деблокировало их решительным ударом. Тогда, они спасли остатки второй космодесантной — всех шестерых… Шестерых из семи тысяч.
Сейчас, вспомнив это, он задумался о том, как ему поступить. Он просто замер, неподвижно глядя на серые плиты двора. "Осталось ли во мне хоть что-то Божественное или я окончательно очело… чего уж врать оскотинился" — думал Андрей. "Нет, не буду я так поступать, даже если это ошибка, я не пиндос какой нибудь, что бы предавать, не задумываясь" — сказал он себе и пошёл дальше. Он добрался до крестовика и уселся на каменные плиты, прислонившись к машине спиной, твёрдо вознамерившись поработать с данными, собранными Ильичом, который, к слову, теперь в оформлении всех экранов использовал некую стилистику, которая, по его мнению, соответствовала раннему СССР. Андрей успел даже немного почитать, как его бесцеремонно толкнули в бок:
— Подвинься — прямо перед ним стояла рыжая — я говорю подвинься, не один тут…
Андрей на мгновение даже опешил от такой наглости. Плиты вокруг него были абсолютно
