лет сорок, меня устраивает, процессы старения замедленны, за любым телом уход нужен, и я в этом деле очень щепетилен. Не как Альберт, конечно, но…
– На стол, срочно. – В лицо мне ударили пять солнц. – Мужчина, вы меня слышите?
– Слышу, – вполне себе внятно ответил я.
– На операцию согласны?
– Ну не знаю, а-а…
– Согласны. – Надо мной навис человек в белом медицинском халате. – Наркоз! Сколько пальцев у меня на руке? Считайте в обратном порядке.
– Пять, четыре, три-и… дв…
Дальше ничего не помню. Пришёл в себя, привязанный за руки и ноги к металлической кровати. Живой. Я живой.
– Бомж, что ли? – Откуда-то доносились слабые женские голоса.
– Да кто их разберёт, на вид приличный человек, а полиса нет и паспорта тоже.
– Точно, бомж.
– Да говорю же, одет хорошо, побрит, подстрижен. Машина вроде как всмятку, поди, со всеми документами. А этого привезти успели, хорошо, Иван Николаевич дежурил.
– Это да! Этот с того света вытащит. А кто привёз?
– Пашкина бригада. Матерщинник он и грубиян страшный, но ведь дело-то знает.
Я закрыл глаза. Интересно, сколько времени я тут валяюсь? Азриэлла, наверное, с ума сходит, переживает. А может, кстати, и нет, у неё есть кем заняться, по сути, малыш отнимает всё мамино время.
К тому же, честно говоря, я и раньше задерживался на работе, не звоня по два-три дня. Будем надеяться на лучшее, пусть она считает, что я весь в делах, пьянствую с Альбертом, загулял по бабам, и совершенно не волнуется, потому что от волнений, как говорят, может пропасть молоко. Оно нам надо? Нет!
Я подумал и решил, что вот это моё человеческое тело мне вполне ещё понадобится. Просто ему нужен короткий отдых и уход. А уж как умеем регенерировать мы, демоны, это отдельная песня! Короче, мне стоило задержаться в больнице хотя бы на сутки.
Но то, что я услышал и чего наслушался в эти двадцать четыре часа, полностью изменило моё отношение к отечественной медицине и людям, которые в этой стране взвалили на свои плечи нелёгкий крест медика.
– Доктор, примите меня!
– В порядке очереди.
– Какая очередь, там одни пенсионеры! Им всё равно делать нечего, пусть постоят! А мне надо, я спешу…
– Что значит, вы не можете поставить диагноз?
– Ну вы же ничего не говорите.
– Говорю: мне плохо!
– Так мне нужно осмотреть вас, направить на анализы, понять причину…
– Ага, то есть просто слов «мне плохо» вам уже недостаточно?! Коновалы-ы!
– А вы можете сказать моей жене, что я заражён сифилисом в научных целях?
– И дед мой пил мочу, и прадед, и его прадед, и я пить буду.
– Ради бога. Хотите – пейте! Зачем же вы ко мне пришли?
– Чтоб вы меня отговорили!
– Ничего не понимаю! А вы сами знаете, что уринотерапия это ненаучно?
– Дед мой пил мочу, и прадед, и его прадед, и я пить буду!
– Все вы врачи-убийцы! Моя тётка у вас лечилась, а в девяносто семь-то и померла!
– Принимайте вот эти таблетки. Три раза в день, до еды.
– А можно после?
– Лучше до.
– А если я после?
– В чём проблема? Вы не можете выпить таблетку и сесть за стол?
– Могу. Фигня вопрос! Легко! А может, всё-таки после еды?
– Да почему?!
– Чё-то… я не знаю… а вдруг…
– О’кей. Хорошо. Пейте, когда хотите.
– Вот я так и знал, что вам, врачам, всё равно. Я жалобу писать буду!
– Нет моего согласия. Вам, хирургам, лишь бы резать, мясники!
– Да у вас перитонит уже!
– А мне адрес экстрасенса Кашпировского обещали. Он такие вещи на расстоянии, по телефону лечит, не то что вы, а ещё клятву Домкрату давали-и…
Возможно, для многих было бы лучше, если бы я умер. Потому что к двенадцати ночи чаша моего терпения переполнилась. Мы же не ангелы, у нас вообще со всепрощением туго.
В общем, я просто отвязался, принял свой истинный облик и пешим строем прошёлся по палатам. Кое с кем надо было серьёзно побеседовать. Наутро главврач был поражён резко изменившимися в лучшую сторону шестью пациентами, а также заявлениями ещё от троих с требованием срочно перевести их в психлечебницу. Ха, можно подумать, мне туда хода нет…
После утреннего осмотра меня выписали. Альберт на своей роскошной тачке ждал в больничном дворе.
– Друг мой, надеюсь, ты в порядке?
– В полном, старик! Вот только машину придётся требовать новую. Но уверен, мой шеф раскошелится.
– Ох, ты убедил кого-то из этих несчастных больных продать душу?
– Альберт, стыдись, – проворчал я, усаживаясь вперёд на пассажирское сиденье и накидывая ремень безопасности. – Моя задача выбивать долги, а не склонять грешников к торгу и искушениям.
Золотоволосый ангел почти минуту смотрел мне в глаза, убедился, что я не вру, и мы спокойно вырулили с территории.
– Тебе домой?
– Нет, мне в ближайший супермаркет. Я задолжал некоторым людям, а для нас, демонов, это неприемлемо. Подкинешь деньжат?
– Конечно.
– Я верну!
– Разумеется.
Он мог бы добавить «а куда ты денешься?», но не стал, ангелы вообще очень вежливые, у них это в крови. Мы заехали в большой магазин и отоварились по полной. Ящик французского коньяка для доктора Соколовского, два ящика армянского для той бригады «скорой помощи», что меня сюда доставила, и три ящика шампанского медсестрам.
В больнице меня приняли как папу римского! Поговорив пять минут с хирургом Соколовским, Альберт полностью простил мне долг. По-моему, он даже немножечко испугался, что мог вообще потерять меня как друга и грушу для битья. А мы курили с санитарами и здоровяком Пашкой, тем самым, что бил меня по щекам и не дал уснуть.
– Братуха, такая работа, что порой… ей-богу… забил бы на всё! Люди сволочи, что друг с другом делают, сказать страшно, да ты и не поймёшь…
– Я? О, я-то как раз пойму, – пробормотал я и попросил сотовый. – Жене позвонить надо, сказать, что живой.
Мне без колебаний протянули сразу три телефона.
– Святое дело, звони!
Это Россия, провинция, глушь. И я хочу здесь жить.
Глава 4
В шкуре ангела…
Несколько дней спустя мы с моим крылатым приятелем сидели в небольшом уютном кафе «Шарлау». Считалось, что после войны одна тысяча восемьсот двенадцатого года на территории Российской империи осталось несколько тысяч пленных или дезертировавших солдат великой французской армии. Пилить домой, в разорённую Европу, никто особо не стремился. Ради пропитания бывшие вояки нанимались учителями, кондитерами, портными, виноделами, ну то есть кто что умел по жизни.
Вроде как один из таких бывших наполеоновцев и основал в нашем городке маленькую французскую кондитерскую. Лично я этого не помню, так что вполне может оказаться и мифом,
