о чем вы, — он скривился, как будто говорил о детях или недалеких людях. — Они и приятеля-то своего первым делом выдали, до камеры не успели довести.
— Могилы сами выбирали или кто-то давал наводку?
— Сами. Правда, один из пацанов помладше и подурней сказал, что тот самый приятель обещал свести с крупным заказчиком, заинтересованным в этой… банде. Кто это — никто не в курсе, а наш деятель всегда встречался со своим контактом в темноте и знает только, что женщина в белой вуали. И прозвище — Вестница, но я раньше такого не встречал.
— Вестница, — повторила Ная, невольно чувствуя холодок по спине. Какое отношение неудачливые гробокопатели имеют к культу? Точнее, чем могли заинтересовать? Неужели не нашлось бы кого-то толковее? — И богатая у них была добыча, если заинтересовал кого-то крупного?
— Мое мнение — отвлекают внимание. От чего? Это уже другой хороший вопрос, в городе больше ни до, ни после не случалось происшествий религиозного характера. А для больших краж или убийств слишком мелкое событие, о котором давно все забыли.
— Что сейчас с гробокопателями?
— На общественных работах по городу. Приятель на рудниках на востоке, давно заслужил. Если хотите, вот отчет, — дознаватель достал из папки скрепленные листы и положил на стол.
— Могу сделать копию? — Ная пролистала отчет. Всего пара страниц, переписать не займет много времени, тем более, что даже за письменными принадлежностями ходить не придется: стопка бумаги и чернильница уже находились на столе. Видимо, пользовались спросом у посетителей архива.
— Пожалуйста. Я подожду.
— И вас не смущает, что я так просто копаюсь в материалах дела?
— Под моим присмотром, — заметил он и улыбнулся. — Вас видели с его высочеством в тюрьме и несколько дней назад на приеме. Думаю, для простого разговора этого достаточно.
Глава 13
В архиве Ная просидела почти до вечера, занятая не столько переписыванием, сколько ответом на многочисленные вопросы дознавателя обо всем на свете, начиная от причин интереса принца и заканчивая ссорой у булочной на одной из площадей. Ввязываться в пустую светскую беседу не хотелось, но и навязана она была не на пустом месте: мужчина оценивал посетительницу, пытаясь найти подвох, из-за чего приходилось следить за своими ответами, жестами, лицом, что, в свою очередь, не ускоряло процесс и портило настроение.
Вырвавшись из управления и не найдя поблизости свободного экипажа, Ная едва не бежала до «Грота» — как оказалось, только для того, чтобы ткнуться в закрытые двери: Рой еще не вернулся, а запустить в его отсутствие в комнату метрдотель, разумеется, не мог.
Уходить она не стала, понадеявшись, что ожидание не затянется, устроилась на скамейке неподалеку, о чем скоро пожалела; в ресторане при гостинице что-то громко праздновали, время от времени выплескивая веселье на улицу.
Ближе к восьми, когда от шума и густого сигаретного дыма, клубящегося вокруг выходящих посетителей, разболелась голова, и Ная всерьез задумалась оставить записку и вернуться в кабаре, из-за угла наконец-то появился раздосадованный и хмурый Рой.
— Подозреваю, здесь мы вместо содержательного разговора рискуем заработать мигрень, — поморщилась она, отходя в сторону и пропуская в очередной раз выглянувшую компанию, на этот раз без сигарет, зато с бутылкой. Кто-то даже скабрезно предложил присоединиться, пришлось отойти подальше, с трудом удерживаясь от того, чтобы скривиться.
— Если ты не считаешь меня маньяком, заманивающим жертв в глухие подворотни, могу предложить уединенные руины, — усмехнулся Рой. — Мне в любом случае надо обдумать ситуацию, это подходящее место.
— Веди, — она приглашающе махнула рукой и только на полпути к выезду из города спохватилась. — Что за руины? Я думала, вокруг Лангрии освоены все земли.
— Остались от древней сторожевой башни с тех времен, когда город окружала стена. Кажется, это были восточные ворота… Потом Лангрия начала разрастаться в противоположную сторону, от стены лет семьдесят назад избавились окончательно, а башня рухнула и того раньше — от ветхости.
— И чем она тебе так приглянулась? Любишь посидеть на камнях, повспоминать о величии древней Верны, как некоторые господа, отрицающие прогресс?
— В детстве мы с Крейгом любили бегать по королевскому парку, ты его наверняка знаешь, он больше похож на лес. Там тоже находились развалины, по которым удобно было лазить, хотя и не слишком безопасно. Своеобразная полоса препятствия вроде тех, на которых тренируют гвардию, — Рой скосил на нее взгляд, наблюдая за реакцией, и отметил. — Не удивляешься, я посмотрю.
— Чему, что ты был ребенком или дружил с принцем? Брось, первое очевидно, а второе такой секрет, что о нем не сложно догадаться. Удивительно другое. С чего вдруг такая откровенность?
— Мы же договорились, — он пожал плечами. — Как раз по дороге расскажу.
— И даже не будешь юлить и изворачиваться? Неожиданно, — приятно удивилась Ная. — И король не возражал против вашего общения?
— С чего бы? Я не сын булочника, мои родители участвовали в придворной жизни. Во всяком случае, в то время и несколько по-отдельности.
— А кто твои родители?
— Сейчас это не важно, в первую очередь, из-за их безопасности. Мы все равно давно не поддерживаем связь, но если тебя интересует, попробуй докопаться. Вряд ли это слишком сложно.
И вроде бы Рой продолжал говорить спокойно, почти благодушно, но Ная прикусила язык и настаивать дальше не рискнула — слишком за этим благодушием звенела сталь. Впрочем, он не стал вставать в позу героического страдальца, стойко выдерживающего удары судьбы, и с шутливым вызовом предложил.
— Зато какая возможность показать, что ты действительно хороша, и лорд Мейсом работал с тобой не за красивые глаза.
— А что, красивые?
— Если без маскарада — вполне, иначе слишком выделяются и привлекают внимание, что неплохо для музыканта, но смертельно для… исполнителя деликатных поручений.
— Как ты изящно, — хмыкнула Ная, оглядываясь. С этой стороны она из города выезжала редко и не успевала отследить за всеми происходящими изменениями, случавшимися медленнее, чем в центре, зато монументальнее.
Исторически этот район славился своими мануфактурами и ремесленниками: здесь они жили, работали, производили ткани, посуду, украшения — и продавали в открытых тут же лавках. С неумолимым шествием технического прогресса ситуация практически не поменялась, все хоть сколько-нибудь крупные производства, способные испортить жизнь горожанам, находились в пригороде, а ручной труд все так же ценился и пользовался спросом — товары имели индивидуальность при меньшей цене в отличие от фабричных, одно производство которых обходилось куда дороже и, в свою очередь, влияло на стоимость. Да и хвастливая вывеска: «Производим ткани сто лет», — впечатляла многих.
Хотя Ная полагала, лет десять, двадцать, и Лангрия разрастется настолько, что те фабрики
