целостности своих умертвий. Но Ц-Цузу уверял, что у Швеи отвратный характер: стоило рыцарю заподозрить кого-либо в недобросовестности, и этот горе-некромант рисковал быть разделенным на десяток частей, собранным заново и все это — не умерев в процессе. Правда, составляющие части нередко меняли свой порядок в зависимости от настроения Швеи. Возможно, даже оказывались поменяными с частями другого любителя бездельничать, и неважно, что те принадлежали к разным биологическим видам.
Если отару Швеи заслуженно называли самой живучей, то отару Чародея — самой универсальной. Он специализировался на печатях, заклинаниях и всем, что могло улучшить или видоизменить мертвецов. В списке его излюбленных приемов — превратить нечисть в пушечное мясо, которое при попадании в цель взрывалось, опутывало и сковывало свою добычу — самое то, когда требовалось привести жертву живой.
— Твоему некроманту нужно будет взять у Чародея пару уроков. На одном таланте ему далеко не уехать, — с важным видом рассуждал крикун, будто присоединение Къярта к Орде было давно решенным вопросом.
Рассказ о Спрше получился сбивчивым и сумбурным. Ц-Цузу что-то бормотал о пробуждении разума в растительности, о мутациях и уродцах, которым самое место в балагане, а не в синклите. Скорее всего он и сам толком не понимал силы Спрше и не горел желанием разобраться.
О Нононо-до он говорил с наибольшей неприязнью. Ц-Цузу по меньшей мере с десяток раз назвал того невменяемым кретином, кем, впрочем, в его представлении являлся каждый, кто был наделен дурной безграничной силой.
— По сравнению с ним Ластик — само изящество. Тогда как Нононо-до… этот невменяемый кретин настолько невменяем, что элементарно не умеет сдерживаться. В прошлый раз, когда ему было сказано проделать аккуратный проход в горе, он снес половину горного хребта. Если бы тогда вы повстречались не с недоумком Веереетаана, а с Нононо-до, от вас бы и мокрого места не осталось.
— Почему вы еще не использовали его силу?
— И когда ты успел тоже стать кретином? — Ц-Цузу покосился на Райза. — Пастырь, по-твоему, забавы ради уничтожает все налево и направо? Наша цель — собрать эфир. А после Нононо-до собирать можно разве что космическую пыль. От него единственная польза — его навыки терраформирования. Полезно, когда остальные слишком разойдутся, или аборигены перестараются и в попытке отвратить неминуемое угробят и себя и планету заодно. Тогда вся надежда только на невменяемого кретина.
— Вы занимаетесь восстановлением территорий, на которых сами же истребили все живое?
— Перед уходом и нечасто, но иногда приходится. И никто не доводит их до состояния, после которого нельзя восстановиться самостоятельно. Только кретины вырывают гриб с корнем, — Ц-Цузу презрительно фыркнул. — Этого невменяемого вообще не должно здесь быть. На этом луче нет пастбищ, где может пригодиться дурная сила Нононо-до. Когда-то очень давно он служил другому Пастырю: там от него был хоть какой-то толк. Но затем он додумался повздорить с другим рыцарем, и его отправили на этот луч.
— Какой должна была быть сила того второго, что в ссылку решили отправить Нононо-до, а не его?
— Что ты меня об этом спрашиваешь? Это случилось тысячелетия назад. Тебе надо, вот сам и узнавай у него подробности. Только сперва приведи ко мне своего некроманта.
Лучше истории о Нононо-до, способного устроить апокалипсис, могла быть только нерассказанная история о рыцаре, с которым стрекозоголового угораздило что-то не поделить. Или же история о лучах и других Пастырях, а следовательно, и других Ордах. Но ни о том, ни о другом Ц-Цузу говорить не пожелал.
— Ты все слушаешь, а я все языком полощу. Мне надоело. Когда я заделался в справочники?
— Когда сам предложил обо всем рассказать?
Ц-Цузу зыркнул на Райза и расхохотался.
— Знаю, что ты себе думаешь, — крикун умудрялся смеяться и говорить одновременно. — «Сейчас дурачок Ц-Цузу все мне расскажет, а я уж придумаю, что с этим сделать». Но по-твоему не будет, человек. Святые угодники, как же ты смешон, не могу, сейчас надорву живот.
Пришлось подождать, пока крикун прекратит истерично смеяться. Возможно, Райз и думал бы в описанном Ц-Цузу ключе, если бы не старался держать свое сознание настолько пустым, насколько это возможно. Как бы Ц-Цузу ни уверял, что устройство на виске не могло читать мысли мертвеца, это были всего лишь слова хитрой крысы, любящей прикидываться мертвой, а затем подглядывать и подслушивать.
Наконец успокоившись, Ц-Цузу изрек:
— Теперь говорить будешь ты. Я хочу знать, какой силой ты владеешь.
Райз расплылся в улыбке. Его умения не были секретом ни для Къярта, ни для Кары, и он точно не болтал о них, и мог теперь сообщить Ц-Цузу все, что угодно — с поправкой на то, что тот не полный идиот.
— Я использую злость и страх: людей, животных — чьи угодно.
— Как интересно, — Ц-Цузу ощерился и провел кончиком длинного языка по верхнему ряду клыков. — Почему применяешь так редко? Ты только раз устроил настоящее представление. Швея так бесился: от четверти его отары и брызг на земле не осталось.
— Все упирается в наличие ресурса. В тот раз мне удалось разозлить Къярта, а он…
— Он — особенный некромант.
— Да. Но с учетом его сдержанности часто такой фокус не провернешь.
Ц-Цузу встал со стула и шагнул к Райзу. Тот по-прежнему сидел на краю стола — без возможности отойти или хотя бы отодвинуться, когда крикун без стеснения вторгся в его личное пространство.
— Это должно быть отвратительно, — зарокотал он, склонившись. — Быть зависимым от кого-то и не иметь возможности на это как-либо повлиять. Такая жалкая и мелкая призванная душонка, не владеющая даже собственной жизнью. Достаточно загасить одну маленькую белокурую свечку, и от тебя ничего не останется.
Крикун поднес руку к лицу Райза и ущипнул воздух, имитируя движение, которым гасят фитиль.
— Ц-Цузу, неужто ты решил, что раз твой рассказ о рыцарях меня не впечатлил, то пора переходить от попыток купить к оскорблениям и угрозам?
Ц-Цузу схватил его за руку и непонятно зачем вывернул запястье — не сломал, просто вывернул, вероятно, чтобы причинить боль, к которому мертвое тело было совершенно безразлично.
— Перенеси нас в загон, — велел он Кальдеору.
Один многогранник сменился другим, тесным и душным от набившихся в него людей, вони пота и испражнений. От поднявшегося женского крика места стало еще меньше, и даже тогда, когда все пленники, в том числе и мужчины, ринулись к противоположной стене, легче дышать не стало. Почти три десятка человек, среди которых нашлось несколько подростков и один ребенок лет десяти.
— Мерзость! Когда здесь в последний раз чистили? — Ц-Цузу брезгливо скривился.
Окинув взглядом едва ли
