всего тридцать тысяч, он между тем пользовался экстерриториальностью, имел не только свое правительство, именовавшееся «муниципальным советом», но и собственные полицию и армию, укомплектованные не местными жителями, а индусами, аннамитами, русскими эмигрантами-белогвардейцами. Во главе муниципалитета стоял американец, «волонтерским корпусом» и полицией командовали англичане.
Антон не испытывал ни малейшего желания попасть под опеку англичан. Все в его документах и легенде безукоризненно. Но одно из первейших правил в работе разведчика — не привлекать к себе пристального внимания. Появление в колонии нового человека, да еще русского, не могло остаться незамеченным. Но вполне естественно, что гость из Парижа предпочтет выбрать, кров на территории французской концессии. Пользовавшаяся теми же привилегиями, что и сеттльмент, эта часть Шанхая была к тому же как бы зоной жилья и отдыха иностранцев.
Сейчас, у поручней «Сент-Жермена», Путко пытался погасить охватившее его беспокойство игрой в угадывание. Вон по левой стороне желтой реки — сплошная череда пристаней, доков, скопление мачт и труб — это, конечно же, Пудун, фабрично-заводское предместье. Напротив, через реку — Наньдао. Вдоль реки уже тянется набережная; будто став плечом к плечу, отгораживают от реки напор строений позади себя тяжелые серые здания европейского вида, едва ли отличающиеся от тех, какие Антон видел в портах и городах Европы. Это уже международный сеттльмент. А широкая набережная вдоль Хуанпу — знаменитый Банд.
Антон не представлял, что возможна такая теснотища на воде. Баркасы, джонки, сампаны… Паруса их напоминали по форме веера со срезанными ручками. «Веера» были в заплатах и дырах. Пестро раскрашенные носы джонок и сампанов изображали морды чудищ с выпученными глазами. Путко знал: эти рожи намалеваны не для красоты, а чтобы устрашить злых водяных духов и драконов. На палубах сооружены халупки, на тросах сушится белье, к бортам подвязаны клетки с курами и иной живностью, среди скарба ползают и гомонят ребятишки, возятся у дымных жаровен женщины. Лодки — жилища на воде.
Наконец «Сент-Жермен» пробрался к причалу. По трапу поднялись таможенные и полицейские чиновники.
Рядом с их пароходом разгружался «торгаш» под либерийским флагом. По узким сходням сновали туда-обратно, будто стежками пришивая судно к берегу, тонкие темнокожие фигурки: широкополая, как зонт, шляпа, тряпица выгоревших трусов на чреслах — вот и все одеяние. На плече же длинная бамбуковая палка с грузом на обоих концах. Казалось невероятным, что эти фигурки не надламываются под тяжелыми тюками и ящиками, сгибающими дугой бамбуковые жерди. Под заунывные выдохи «Ха-хэ-хо!», как волжские грузчики под «дубинушку», кули выгружали на набережную сеттльмента товары из глубокого трюма. Судя по цвету и маркировке ящиков, Антон мог предположить, что в них — оружие.
Полицейско-таможенные формальности заняли несколько минут. Под безрадостный напев «Ха-хэ-хо!..» Путко сошел на китайский берег.
У трапа уже дежурили рикши с табуном своих колясок, задравших оглобли, будто худые руки, молящие о помощи. Рикши были в таком же одеянии, что и грузчики-кули. И такие же изможденные.
Еще в пути Антон с содроганием думал, что придется ему нанять «человека-лошадь» — не тащить же свои чемоданы в отель самому, это показалось бы весьма странным. После Бомбея, где он впервые увидел рикш, Путко присутствовал при споре, вспыхнувшем в музыкальном салоне «Сент-Жермена»: ученообразный пассажир-немец полагал, что рикши как профессионалы-возчики существовали в странах Востока с незапамятных времен, его же сосед, американец, доказывал, что он знает с абсолютной достоверностью: эту профессию породил его соотечественник, некто сэр Гобл. Живя в Токио, он нанял вместо экипажа местного жителя. Произошло сие в 1867 году. Сэр Гобл даже запатентовал столь удачное изобретение, которое с его легкой руки и принеся ему сказочные доходы, стремительно распространилось по всем азиатским странам, где обосновались выходцы из Европы и Нового Света. Демонстрируя свои немалые лингвистические познания, янки-пассажир даже объяснил само название, взявшее истоком японское слово «дзинрикися», в котором объединены «дзин» — человек, «рики» — сила и «ся» — повозка… Иными словами — «человек-лошадь», порожденная человеком… В долгом путешествии Антон познакомился с несколькими пассажирами, среди них с мсье Жаном Мелье — француз после отдыха на родине возвращался к месту службы в администрации концессии. Расположившись к русскому эмигранту, рискнувшему искать счастья в дальних краях, он пообещал определить мсье Путко в отель с истинно марсельской кухней. Теперь француза ждал на пристани автомобиль, и мсье Мелье любезно предложил попутчику подвезти его к отелю, избавив Антона от необходимости нанимать рикшу.
Отель «Монпарнас» оказался привлекательным трехэтажным строением. Уютный, довольно недорогой номер на втором этаже выходил окном в сад. Ни обстановка гостиницы, ни вид, открывавшийся из окон, не говорили Антону, что он в Азии: просто юг, хоть черноморский, хоть средиземноморский.
Ну-с, что делать дальше?.. Сначала — осмотреться. Воспользоваться тем, что никто не знает его и он никого не знает. Хотя не исключено, что за ним уже наблюдают. Как бы вел себя любой иной человек на его месте?.. Принял бы с дороги душ. Отдохнул. Хорошо пообедал. Расспросил портье о том-сем, затем наведался в банк: переведены ли на его имя сбережения из Парижа… Потом, конечно же, отдал бы дань экзотике — совершил прогулку в китайский город… Так он и поступит.
Когда Путко сдавал ключ от номера, старик портье предупредил: если гость пожелает выйти за пределы «международных кварталов», он должен спросить на контрольном пункте пароль: вечером без пароля в сеттльмент и на территорию концессии никого не впускают.
Гонконг-Шанхайский банк находился в международном сеттльменте, на набережной Банд.
Тихие немноголюдные улицы, затененные пышно разросшимися деревьями. Зеленые лужайки… Виллы… Пока ничто не напоминало о тех тревожных событиях, какие были связаны с самими понятиями: Китай, Шанхай… Неужто здесь сражался восставший пролетариат, здесь совершил свое кровавое злодеяние Чан Кайши?.. Путко восстанавливал в памяти разговоры с товарищами в управлении, с Блюхером. Невероятно… Хотя «международные кварталы», конечно же, остались в стороне от тех событий.
У моста через канал, отделяющий концессию от сеттльмента, — спирали колючей проволоки, мешки с песком, пулемет. По эту сторону — французские солдаты. По другую — индусы-сикхи в военной форме и малиновых тюрбанах на голове, любезный англичанин-офицер в тропическом шлеме и со стеком в руке. Паспорт. Въездная виза. Рука к шлему:
— Прошу, сэр!..
На Банде оживленно. Рикши. Автомобили. Толпа. Европейцы. Вооруженные патрули. Военные моряки. А вон в толпе и белогвардейский офицер при полном параде, с Георгиями и нашивками «Добрармии» на рукаве.
Небольшой парк, выходящий узорной оградой на набережную. У ворот эмалевая табличка: «Парк резервирован для иностранной колонии». Сие должно означать, как предупредили Антона, что вход местным жителям, то есть китайцам, запрещен. Тут же и другая табличка: «Не разрешается вводить собак».
Наконец бронзовые львы на постаментах, выступающих
