class="p1">Ася почувствовала, как ладони делаются холодными и влажными. Надо уйти в спальню и закрыть за собой дверь, а не стоять тут, посреди коридора, подслушивая чужой разговор.
Однако ноги точно одеревенели и не желали повиноваться.
— Сколько раз тебе повторять, что у нас все в порядке? — почти грубо произнес Сергей. — С Аськой работал психотерапевт, он ее полностью вылечил, она…
— Вот глупость-то, — Валентина Антоновна нервно рассмеялась, — психотерапевт! Не морочь мне голову! Она же влюблена, как кошка, твоя Аська, ты погляди на нее! Какой врач может это вылечить?
— Ты ошибаешься, — глухо проговорил Сергей, — ошибаешься. Так было раньше…
— И сейчас всё точно так же! Пойми, от любви не лечат. Когда твой отец связался с этой… с этой женщиной, я бегала к колдунье — у нее полгорода ходило в клиентах. Она давала мне заговоры, обещала, что всё уладится… Ничего не уладилось, слышишь, ни-че-го! Митя ушёл, оставил тебя, трехлетнего, жил с этой тварью в коммуналке и… ходил счастливый, будто попал в рай.
— Для чего ты мне все но говоришь? — Голос Сергея перешел на крик.
— Для того, чтобы ты не обольщался. Следи за ней, не спускай с нее глаз. Телефон зачем отдал?
— Я ей верю.
— Напрасно. Поверишь тогда, когда сядете в поезд. А еще лучше, когда сойдете в Марселе.
Ася закрыла глаза и прислонилась спиной к стене. Сердце бешено стучало в груди, точно собираясь ворваться. Она сделала глубокий вдох, за ним другой — ничего не помогало.
Скрипнула дверь детской. На пороге возник Степка, нос его был измазан фломастером, однако на ногах красовались тапки.
— Мам, — он поглядел на Асю с удивлением, — ты чего тут стоишь?
— Я не стою, — поспешно проговорила она, — я иду вещи собирать.
— А, — Степка понимающе кивнул и навострил уши, — а они там чего кричат? Ссорятся?
— Почему ссорятся? — Ася обхватила его за плечи и увлекла за собой в спальню. — Просто беседуют. Они ведь давно не виделись, соскучились. — Она крепко захлопнула дверь. — Давай-ка ты будешь мне помогать.
— А как? — Степка всё ещё с любопытством прислушивался, но из коридора не долетало больше ни звука.
— Вот как: бери те два пакета и вынимай всё из них на кровать. Понял?
— Да. Мам!
— Что, милый?
— Я записался в школу, когда мы пойдем за формой?
— Послезавтра.
— А папа с нами поедет?
— Обязательно. Вон пакеты, принимайся за дело.
Степка лихо потряс мешком над постелью.
39
Алексей и сам не мог понять, почему так легко сдался, отказался от борьбы за свое счастье, пообещав Сергею полностью устраниться, исчезнуть.
То ли слишком жалким выглядел Настин муж, несмотря на свой пренебрежительный и заносчивый тон и респектабельный вид, то ли что-то ещё неуловимое подействовало — но Алексей вдруг понял, что не может так, напролом добиваться собственной цели, не смеет забирать чужое, запретное, охраняемое столь неистово и трепетно.
Коли уж Настя хочет всё забыть, пускай. Значит, ей так спокойнее, легче, и нужно быть последним подонком, чтобы заставлять ее страдать после всего, что она уже вынесла.
Он попробовал отвлечься, переключить мыс л на что-нибудь другое, но у него ничего не выходило. Да и не было ничего другого — ни интересной, любимой работы, ни настоящих друзей, ни даже, на худой конец, какого-нибудь завалявшегося хобби.
На трезвую голову жизнь казалась ужасающе пустой, как огромный порожний котел. Наполнить ее было нечем, разве что водкой, но тут Алексей оставался непреклонным.
Его отвращение к самому себе усиливалось день ото дня. К тому же Сергей, сам того не желая, нанёс ему ещё один очень болезненный удар, заговорив о детях. Алексей чувствовал острую зависть к нему, к тому, что Сергею есть ради кого унижаться и просить. Собственные свобода и гордость на фоне этого казались ненужными и постылыми.
Он не видел дочку одиннадцать лет. В доме у него не было ни одной ее фотографии, только совсем старые, младенческие, те, которые Женя дарила его матери.
Алексей даже не представлял себе, как выглядит Лида. Наверное, совсем взрослая девушка, зимой ей сравнялось шестнадцать.
Он недоумевал, как мог все эти годы совершенно не интересоваться бывшей семьей, практически не вспоминать о ней, лелея и пестуя обиду на жену, упиваясь своей ролью отверженного, непонятого и преданного.
Когда б не собственная глупость и безмерный эгоизм, он мог бы быть сейчас счастливым отцом, таким как Сергей, как тысяча других мужиков его возраста, и не чувствовать эту разъедающую душу адскую пустоту.
Если бы только можно было взглянуть на Лиду хоть одним глазком, попросить у нее прощения, повиниться перед Женей — наверное, ему стало бы капельку легче…
Алексей решался на этот шаг долго и мучительно. Он даже не был уверен в том, что жена и дочь проживают по прежнему адресу: столько воды утекло, мало ли куда их могла забросить судьба.
Однако всё же, дождавшись очередного выходного, поехал на метро через весь город.
Двухкомнатная малогабаритка в блочной девятиэтажке досталась Жене от ее бабушки. Когда-то давно это был сравнительно новый и зеленый район, только-только начинавший застраиваться высокими панельными башнями. Теперь Алексей не узнавал его: на каждом шагу пестрели витрины магазинов, деревьев почти не осталось, а девятиэтажки полностью потерялись в соседстве с домами-великанами.
Он долго топтался на лестнице, прежде чем решился позвонить в дверь. Открыли сразу же.
Посреди тесноватой прихожей стояла женщина неопределенного возраста. Старый, застиранный халат не скрывал, а наоборот, подчеркивал оплывшую талию, под глазами отчетливо обозначились морщинки, у корней крашеных волос проступала седина. Ей можно было дать и тридцать шесть и все пятьдесят.
Женщина близоруко сощурилась, отчего морщинки под нижними веками стали резче, заметнее, затем лицо ее побледнело и напряглось.
— Господи, — она отступила на шаг назад, не отрывая взгляда от неожиданного гостя, — ты?
Если бы Алексей встретил её на улице, то никогда бы не узнал. Эта толстая усталая некрасивая женщина не могла быть Женей, красавицей Женей, гибкой и стройной, как испанка, с лукавым взором и горячими влажными губами.
И тем не менее это была она.
— Что тебе надо? — В ее голосе слышалась враждебность, глаза смотрели настороженно и тревожно.
Алексей попытался улыбнуться.
— Женя, здравствуй. Не хочешь меня впустить?
— Не имею ни малейшего желания. — Она немного успокоилась, но всё равно была на взводе, готовая каждую секунду приступить к обороне.
Он покачал головой.
— Даже тюремный срок когда-нибудь кончается. Я же не прошу ничего, кроме как разрешения войти в квартиру.
Женя быстро оглянулась на плотно закрытую
