незнакомую маленькую женщину и произнесла:
– Дороти, садись и поешь.
– Все очень вкусно, – сообщил я.
Маленькая женщина принесла мамину тарелку и сказала:
– Вот что, миссис Ливингстон, я сегодня здесь справлюсь. Прогуляйтесь в центр, может быть, в кино сходите или по магазинам. Мне нравится, когда мальчики едят с таким аппетитом. – И она легонько дернула меня за волосы, направляясь за тарелкой для Дотти.
– Я не могу есть, большое спасибо, – отказалась Дотти. Она вздохнула и выглянула в окно. – Я совсем не голодна, большое спасибо.
– Чепуха, – возразила маленькая женщина, прямо высказав мои мысли.
Она наполнила тарелку Дотти, и через минуту, когда никто не смотрел, та положила в рот немного рагу. Очень скоро она ела не хуже меня.
– Как насчет пирога, подруга? – кивнул я маленькой женщине.
Мама возмутилась:
– Джерри, ну что ты! – Она всегда так говорит, а маленькая женщина только улыбнулась и попросила:
– Зови меня Малли, сынок, и не забывай о вежливости.
Она засмеялась, и я засмеялся, а пирог был просто шикарный.
– Понимаете, – обратилась Малли к маме, – вам сегодня лучше прогуляться, потому что у Джерри тренировка…
– Бейсбол, – пояснил я.
– А к нашей мисси, – добавила Малли, помахав Дотти, – придет гость.
– Ко мне? – охнула Дотти и застыла с вилкой на полпути ко рту. – Но я… кто…
Малли подмигнула мне.
– Думаешь, я возьму и просто так раскрою все секреты? – усмехнулась она. – Если я скажу тебе, кто он, сюрприза не будет.
– Он? – Дотти опустила вилку.
– Он? – передразнил я Дотти писклявым голосом. – Ты же не хочешь видеть мальчишек, Дотти. Беги в кино, а Малли отошлет его восвояси.
Дотти начала складывать салфетку, а Малли сказала:
– У тебя полно времени, мисси. Он придет не раньше трех. Пойди к себе и возьми голубое льняное платье, а я его выглажу. А ты беги, не задерживайся, – велела она мне и шлепнула меня по руке, когда я потянулся за рукавицей.
Веселая она: и шлепает, и за волосы дергает, и вообще, и пирог мне очень понравился, и я только ткнул ее пальцем в бок, проходя мимо, и еще долго слышал, как она смеялась, а мама восклицала:
– Джерри, ну что ты!
Домой я вернулся около пяти. Пара ребят из команды пришли со мной, а когда мы открыли калитку, Малли высунула голову из кухонного окна и позвала нас. Она велела нам встать в ряд и начала бросать из окна свежие горячие пончики. Я здорово поймал первый же пончик, и пока мы сидели на заборе и жевали, ребята сказали, что берут меня в команду, сначала на замену, конечно, но в команду точно берут.
Когда я вошел в дом, то увидел маму. Она недавно вернулась и теперь поднималась по лестнице на второй этаж, а Дотти шла за ней по пятам и твердила:
– Это самый шикарный праздник за весь учебный год, и я не могу надеть это старое белое…
– Вечно она несет глупости… – проворчал я Малли.
– Держи рот на замке, – посоветовала она мне. – Сбегай лучше в сад и поймай мне божью коровку.
– Кого? – удивился я.
– Божью коровку, – сказала Малли. – Топай своими большими ногами, беги в сад и поймай мне божью коровку.
– Божью коровку? – повторил я, и она нацелилась на меня, точно собиралась дать подзатыльник. Я увернулся и убежал, но просунув голову через заднюю дверь, сказал еще раз: – Божью коровку?
А она ответила:
– И одуванчики, если найдешь.
Я подумал: «Она чокнулась!», но одуванчики все-таки отыскал. На одном из них сидела божья коровка, так что я все вместе отнес Малли, и она кивнула:
– Ладно. А теперь принеси мне коробку с крахмалом из кладовой и еще воск, если найдешь.
Тогда я и решил окончательно, что она сумасшедшая. Я вернулся с крахмалом и бутылкой воска, которым натирают полы, а Дотти и мама стояли на кухне, и Малли им говорила:
– Платье для вечеринки мы сейчас же и сообразим.
– Но как? – удивилась мама.
Дотти все еще была в своем синем платье и с красивой прической и хихикала, когда на нее смотрели.
– Я иду на танцы, – сообщила она мне с мечтательной улыбкой. – Заходил Роберт Деннисон и пригласил меня на весенний бал.
– Он, должно быть, сумасшедший, – прокомментировал я.
Устроившись на кухонном столе, я смотрел, как Малли послала Дотти за простыней, а маму – на чердак, за голубыми занавесками из тафты, которые висели в гостиной нашего другого дома. Пока они не вернулись, я спросил Малли:
– Ты будешь шить платье для Дотти?
– Точно, – подтвердила она.
Рядом со мной на столе лежали крахмал, воск, одуванчики и божья коровка, и Малли не сводила с них глаз.
– Из этого? Но как?
– Так же, как пекут пирог, – объяснила она. – Берешь все что надо и правильно смешиваешь.
Дотти вернулась с простыней, а мама с голубыми занавесками.
– Так, – произнесла Малли.
Она велела Дотти снять платье и постоять тихо в одном белье. Потом взяла простыню и навесила ее на пояс Дотти, получилось что-то вроде юбки до пола. Честно говоря, не очень-то похоже на юбку, хотя… больше похоже на простыню. Дотти стояла и смотрела на маму, как будто не знала, что делать. Мама тоже забеспокоилась и в конце концов сказала:
– Правда, Малли, это не обязательно – мы, наверное, можем позволить себе новое платье для Дороти.
– Ни к чему так волноваться, – успокоила ее Малли. – Мы не можем купить Дотти платье, а в гостиной у нас на мебели новые чехлы, хотя остальное уже истрепалось. Предоставьте все мне. – Малли взяла голубые шторы и закрепила их вокруг талии Дотти, так что вскоре они, кроме одной, повисли, как верхняя юбка над простыней, а последнюю штору Малли натянула Дотти на плечи, как верх для платья. – Вот и все, – заявила она, встала и уставилась на Дотти, а бедняжка Дотти, конечно же, выглядела ужасно глупо.
Выглядела она так, словно нарядилась на Хэллоуин. Но все же стояла на месте и не хныкала, как она иногда хнычет, и мы с мамой тоже молча смотрели на нее.
Малли взяла одуванчики и закрепила их на вырезе платья, у шеи. Потом побрызгала воском для пола на юбку и крахмалом на простыню под голубой шторой, которая была похожа на нижнюю юбку. В конце концов, Малли аккуратно положила божью коровку на простыню, выпрямилась, улыбнулась и заявила:
– Ты будешь самой красивой на весеннем балу.
Мама не вытерпела.
– О, Малли… – Она чуть не заплакала.
А я подумал, что не очень хорошо позвать девушку, которой страх как хочется новое
