жизнь, но как ты и сказала — всё меняется.
— Это ты типо меня сейчас бросил? — отчего-то стало смешно и одновременно так легко на душе.
— Увы, но так и есть, Октавия, — Макс тоже улыбнулся.
— Ты ничем не лучше своего братца. Бросаешь девушку в ее день рождения!
— Ну все мы не без греха, — Макс подмигнул мне.
А я впервые была рада, что меня бросили. Отношения с Максом с самого начала были фальшивыми. Красивая картинка, которая ничего не стоила. Мне не было грустно, мне было хорошо. Хорошо от того, что он не выглядел обиженным, даже после моего унизительного представления в музее.
— Я тебя провожу? У тебя очень милый дом, кстати.
— Спасибо. Но я хочу немного побыть одна. Надо переварить всё, что услышала. И немного поплакать, всё-таки меня бросили.
— Теперь чувствую себя последним негодяем.
— Не стоит. Тебе не сравниться с Тобиасом. Он возглавляет мой личный расстрельный список. Могу отдать тебе второе место?
Макс приставил кулак ко рту, сдерживаясь, чтобы не засмеяться. Вот так просто шутить с ним было очень приятно. Напряжение спадало, как тает весной снег, подставляя мокрую землю под теплые солнечные лучи.
Эпизод под названием Максимилиан Бергман закончился. А что будет дальше — неизвестно даже провидице. Главное, что мой отец может спать спокойно, Тобиас Бергман — не психопат, а просто одинокий и потерянный идиот.
Глава 30
Одинокий и потерянный идиот — это, конечно, мягко сказано. Я не великий психолог, а потому не знала, как это назвать одним словом. Социофоб или социопат, черт его разбери. Перед Максом я извинилась. Он мне правда очень нравился, но после разговора стало вдвойне неловко с ним общаться. Хотя бы из-за того, чем мы занимались за закрытыми дверьми. Из-за своих видений в школе я отказалась от Зака, в Академии — взяла Леона штурмом, чтобы он не достался Фрее. В моем случае, это были лишь варианты будущего. В случае с Тобиасом, ему пришлось смотреть, как я раз за разом выбирала не его. Дала ему прочувствовать ту суровую реальность, которую сама так тщательно избегала. Если в словах Макса была хоть капля правды, то даже представить не могла всё то, что сейчас могло происходить в душе у Тобиаса.
“Ты поцеловала его первой, проявив интерес, а он тебя отшил. Так что он сам виноват во всем!”— напомнило подсознание.
“Я тогда только-только рассталась с Леоном и пыталась найти в нем утешение… ”
“Оправдываешь его? Ну-ну. А что насчет того, что он появился только спустя четыре года? Думаешь, он хранил тебя в сердце и лишь самоудовлетворялся?”
“Мы же взрослые люди! Конечно, у него были женщины! Я даже надеюсь на это,” —пыталась вразумить внутреннюю Октавию.
“А что насчет того, что он устроил в туалете кафе?”
“Ревность?”
“То есть четыре года твои беспорядочные половые связи его устраивали, а как только появился братец, так взыграло?!”— хороший вопрос, но и на него у меня был ответ.
“Какие-то случайные мужчины и собственный брат… Как это можно сравнивать. Я имен-то тех мужчин не помню. Секс — это нормальное явление между представителями разных полов.
“Говоришь как Тобиас один в один! И меня это бесит!”
“А в чем он был не прав? Не забывай, что он меня спас от изнасилования!”— напомнила подсознанию о не самом приятном моменте в нашей с ним жизни.
“Любой нормальный человек помог бы…”
“То есть согласна, что он на самом деле нормальный?”— уже было начала радоваться, что мы хоть в чем-то сошлись с подсознанием.
“Он следил за тобой. Это ненормально!”
“Я переспала с его братом ему назло…” —признавалась в очередной раз в своей оплошности. Хотя оплошность — это мягко сказано.
“А то ты не хотела переспать с Максом?! Вот прямо сидела и думала — фу, Макс, фу, член. Ты сама себя слышишь?!”
Да слышала я себя, слышала. Только это не помогало. Споры с самой собой были лишь для того, чтобы хоть как-то держать кукушку в клетке. Оправдывать Тобиаса можно было сколько угодно, но себя я оправдать никак не могла. Мне вдруг резко пришло озарение, что я только и делала, что пряталась от него, сама ни разу не сказала, что думала о нем все время. Но почему-то хотела, чтобы он сказал это первый. И как после этого называть себя взрослой? Не могла признаться самой себе, что Тобиас был для меня самым вкусным алкоголем, от которого сносило голову.
Макс оставил меня одну у реки, я бросала камушки в воду, пытаясь сделать хотя бы больше одного круга на воде, но они продолжали тонуть, как мои мысли тонули в глубинах сознания.
“Милая, всё в порядке?” — пришло сообщение от папы. Ответила, что всё хорошо и ему не стоит переживать и что Макс уже ушел, а я просто гуляю. Тем временем уже стемнело. Сколько я так сидела, уставившись в одну точку, я точно не знала. У меня всё не выходила из головы эта открытка. Семь часов. Тобиас любил назначать встречи на это время. И этот лодочник на озере.
— Хочу увидеть тебя, Тобиас…
Замахнулась еще одним камушком, готовая отправить его к остальным, но не смогла. Рука встретила препятствие.
— Могла просто попросить.
Я сама стала как камень в моей руке, услышав до боли знакомый голос за спиной.
— Не считаешь, что жизнь тебя ничему не учит? Сидишь одна, ночью, посреди леса. Мало ли кто тут ходит.
— Например, ты? — не удержалась от комментария и сразу же пожалела об этом.
Тобиас забрал из моей руки камушек.
— Такой камень далеко не кинешь. Надо, чтобы был более плоский и гладкий. Например, как этот. И приложить чуть побольше усилий.
Покосилась вбок, видела только его руку. Затем он запустил камушек в воду и тот вырисовал не менее десяти кругов.
— Видишь? Нужен просто другой камень.
— Это какая-то метафора? Типо найди себе кого-нибудь получше, чем я?
“И как этот бред вообще в твою голову приходит?!”— отругало подсознание, а Тобиас тяжело выдохнул.
Подняла на него взгляд, медленно, рассматривая каждый сантиметр этого мужчины.
— Октавия. Иногда камень — это просто камень.
— Снова следил за мной? У тебя что, дел нет совсем никаких?
— Разве это не ты хотела меня увидеть? Или у меня слуховые галлюцинации?
— Хотела, — посмотрела ему прямо в глаза. — Очень хотела.
Тобиас снова тяжело вздохнул и сел рядом со мной, касаясь меня плечом. Мы молча сидели и смотрели на воду, кидая
