Как впоследствии принялись поговаривать подводники русского флота — «Георгий Федорович к основному блюду завсегда берет что-нибудь на десерт.». А как могло быть иначе, если он в очередной раз умудрился уничтожить броненосец и бронепалубный крейсер в придачу? Но это было все, чем оказался способен подсобить своим сослуживцам лучший экипаж подплава, поскольку торпед на борту их подводного миноносца более не имелось и проковылявшую мимо «Отову» не отлипавший от перископа Керн смог разве что проводить суровым взглядом. Потому дальнейшая судьба экипажей русских крейсеров отныне находилась исключительно в их руках. Тех самых руках, что подавали из погребов снаряды, наводили орудия, закидывали уголь в топки котлов, тушили пожары, подпирали распорками выгибающиеся переборки затопленных отсеков и, то и дело, совершенно непроизвольно осеняли тела моряков крестным знаменем, когда осколки очередного разорвавшегося японского снаряда проходили мимо.
Что же касалось остатков крейсерского отряда японцев, то после выхода из линии «Кацураги», канониры «Громобоя» перенесли огонь своих орудий на однотипный «Мусаси» и совместно с артиллеристами «Светланы» смогли пустить его на дно, вколотив в бедолагу свыше полутора сотен снарядов среднего калибра.
Не суждено было вернуться обратно на базу и флагману 2-го боевого отряда после того как он остался в гордом одиночестве против «России» и «Громобоя», что сблизились со своим противником на дистанцию в 20 кабельтовых. Даже исходя из простых статистических расчетов, отныне каждую минуту в «Идзумо» должно было влетать минимум по одному 120-мм и одному 203-мм снаряду. На деле же тех снарядов оказалось куда больше и когда фугасы заменили бронебойными, тому пришлось ой как несладко, ведь с такой дистанции лишь броня башен и главного пояса в центральной части могли сдержать удар 88 килограмм стали и взрывчатки. Но даже так, находясь под огнем аж двух русских броненосных рейдеров, «Идзумо», как когда-то «Рюрик», на зло врагам демонстрировал свою невероятную живучесть. Еще целых два часа он смог продержаться, огрызаясь в сторону «России» из все меньшего количества орудий, что выходили из строя не только от огня русских кораблей, но и в результате преждевременных подрывов собственных снарядов. Однако чуда не случилось и в конечном итоге количество полученных повреждений перешло в качество. Замолкающие одно за другим орудия, появляющиеся все новые подводные пробоины в менее защищенных броней оконечностях, взрывы от детонирующих на борту собственных боеприпасов, пожары, затопления внутренних отсеков и как следствие — потеря скорости в конечном итоге превратили отличный броненосный крейсер в беспомощную жертву, которую добивали огнем практически в упор.
Так «Идзумо» стал единственным за все время войны броненосным кораблем японцев погибшим в результате воздействия артиллерийского огня, как и «Рюрик» был единственным для русских. Но за столь важную победу пришлось расплатиться тяжелейшими повреждениями, как «Славы», так и обеих «богинь». Причем «Паллада», после того как полыхающая развороченной носовой башней «Слава» на время скрылась за бортами своих мателотов, ставшая основной целью для артиллеристов «Икомы», получила аж два 305-мм бронебойных снаряда в машину левого борта и была возвращена в строй лишь спустя 3 года после окончания войны. Вообще, впоследствии, осматривая полученные этим крейсером повреждения, многие недоумевали, каким образом он вообще смог дойти до Владивостока, столь плачевным оказалось его состояние. Ведь та же «Светлана», что, судя по отчетам уцелевших членов экипажа, отделалась куда легче, так и не смогла доползти до родного порта и была оставлена примерно в полутора сотнях миль от Владивостока. Хорошо еще, что после развала общей колонны рядом с ней постоянно держался «Алмаз», на борт которого и приняли всех моряков с тонущего корабля.
И как бы впоследствии японцы ни расписывали удаль своих моряков, давших от ворот поворот сунувшимся к ним русским, как бы командир «Икомы» ни стенал по поводу трусости сбежавшего от него противника — крышка цилиндра высокого давления правой машины крейсера-броненосца оказалась с дефектом и раскололась в самый неподходящий момент, что и позволило оторваться избиваемым русским крейсерам, голые цифры оставляли победу за Владивостокским отрядом крейсеров. Потеряв три не самых ценных бронепалубника, русские моряки смогли записать на свой счет вдвое большее количество японских, а также три броненосных корабля.
К сожалению или же счастью экипажей уцелевших русских крейсеров, после гибели «Идзумо» командиры остававшихся при нем японских бронепалубников оставили в покое «Светлану» с «Алмазом» и отвернули назад, не желая подставляться под огонь «России» с «Громобоем». И обвинять их в трусости было никак нельзя, ведь новость о подрыве «Хацусе» они успели получить, а о месте нахождения «Икомы» можно было судить лишь по едва заметному угольному шлейфу едва угадываемому на горизонте. Нет, находись их корабли в изначальном состоянии, еще можно было бы попытать счастья в атаке на израненные русские рейдеры. Вот только «Касаги», «Читосе» и «Соя» после 5 часов сражения сами представляли собой весьма удручающую картину, щеголяя почерневшими от пожаров палубами, разбитыми трубами и раскуроченными орудиями.
Из всей этой троицы лишь наименее пострадавший «Читосе» впоследствии смог взять на буксир обездвиженный и скособоченный «Асахи», тогда как все остальные сами требовали получения экстренной помощи. Но даже такая помощь не смогла спасти японский флагман от опускания на дно, пусть это уже и произошло на мелководье в заливе Асо. Требующий многомесячного ремонта броненосец, не смотря на целостность орудий и механизмов, уже ничем не мог помочь практически уничтоженному Объединенному флоту, ведь поднять его и заделать пробоины в имеющихся условиях не представлялось возможным. Во всяком случае, в какие-либо разумные сроки. А спустя три недели после боя в Цусимском проливе над заливом Асо разнесся гулкий грохот сильнейшего взрыва, и многочисленные свидетели могли воочию наблюдать гибель последнего боеспособного броненосного корабля Императорского Флота Японии.
Судя по тому, что «Икому» фактически разорвало на две части, а крыша кормовой башни, взлетев в воздух на добрые полсотни метров, ухнула в воду в кабельтовом от отломившейся и мгновенно ушедшей на дно кормы, в бомбовом погребе орудий главного калибра явно произошла детонация снарядов, что являлось смертельным приговором для любого корабля, сколь бы большим и крепким он ни был.
К величайшему сожалению экипажа вновь прокравшейся на рейд военно-морской базы острова Цусимы русской диверсионной подлодки, в данный момент позволить себе нечто большее они попросту не могли, дабы не выдать всему миру самого факта своего существования. Потому, ни уцелевшие в боях бронепалубники, ни притопленный «Асахи» не познали на своих стальных шкурах возможностей русских диверсантов.
Все же подрыв одного корабля, учитывая нестабильность используемой японцами взрывчатки, не должен был вызвать особых подозрений в причастности к нему кого бы то ни было. Да и количество заложенной взрывчатки — аж тонна мелинита, не должно было оставить после себя каких-либо улик, превратив всю корму намеченной жертвы в перекрученный под неимоверными углами обломок стали. Но даже этого оказалось достаточно для выполнения поставленной барону Иванову императором задачи. Отныне японский флот, как военная сила, перестал существовать, так как, даже собравшись все вместе, сохранившиеся корабли не смогли бы прогнать пару русских броненосных крейсеров, что перекрыли единственный судоходный выход из залива.
