намерен помочь ей в поисках. Видели бы вы ее, Вальтер! Она восхитительна!
– Да, много пропало без вести за полтора года, – угрюмо произнес госпитальер, не обратив внимания на веселый тон собеседника, – и большинство из них спят вечным сном в этих проклятых песках. Искренне сочувствую вашей француженке – вряд ли она сможет найти отца, не только живым, но и мертвым.
– Дело трудное, согласен! – кивнул Штернберг. – Но ради того, чтоб просто видеть мадам де Ла Мэр, я готов перекопать хоть все чертовы пески Египта.
– Господин граф! – вмешался в разговор Ганс. – Давайте отъедем в сторону, а то вся толпа прет на нас. Какой-то проходимец чуть не стянул у меня седельную сумку. И вам надо быть осторожнее! Многие сейчас только молились, а уже вновь грешат против Господа. Вон смотрите, какой-то рыцарь затеял перепалку со священником.
– Рыцарь этот, судя по всему, из свиты короля, а этот священник – из окружения кардинала, – прокомментировал Вальтер. – Старая история!
– И то правда, давайте отъедем в сторону! – сказал граф. – Вон в ту улочку.
Мимо проследовал король Иерусалимский с баронами и рыцарями свиты. Штернберг, Ганс и госпитальер Вальтер склонились в седлах в знак почтения. Жан де Бриенн, поглощенный своими мыслями, не обратил на них никакого внимания.
– Мне немного жаль короля, – сказал Вальтер, когда государь и свита удалились, – он изо всех сил старается быть первым среди равных! И все же не такого лидера ждали крестоносцы! Нет сейчас таких, как Готфрид Буйонский, Ричард Львиное Сердце, Фридрих Барбаросса. Вожди мельчают.
– Да, ты прав, Вальтер. Единственным, кто был достойным первенства среди вождей, это герцог Леопольд Австрийский, но, судя по слухам, скоро прибудет наш император с армией, вот он и возглавит поход!
– Вот именно – судя по слухам! Дай Бог, чтоб они оказались правдой, иначе ни к чему хорошему это не приведет.
– Что именно?
– Наше пребывание здесь, в Дамиетте. Разве ты не видишь, Штернберг, что войско Христа с каждым днем теряет свою боеспособность? Победа опьянила крестоносцев, заставила поверить в свою неуязвимость, хотя еще месяц назад мы страдали от непрерывных атак султана! Люди погрязли в праздности, роскоши, пьянстве и распутстве. Всюду появляются шлюхи, на улицах вчерашние братья по оружию убивают друг друга, не поделив добычу. Мы в чужой земле, среди населения, которое ненавидит нас, и если пока терпит, то это до поры до времени. Султан не разгромлен, он только поколеблен, и в его распоряжении почти весь неисчислимый исламский мир! Мы не можем и не должны расслабляться! Нельзя медлить ни дня! Надо наступать, пока враг еще не оправился от поражения.
– Ты все верно говоришь, друг мой! Жаль, что вожди не думают так, как ты! Но, видишь ли, много крестоносцев уже покинули Дамиетту и продолжают покидать. Крестовый поход для них закончен. Для наступления пока мало сил. Может статься, что в скором будущем, кроме короля Иерусалимского, трех орденов и кардинала Пелагия, никого не останется в Египте. Ведь и когда рыцари Первого похода взяли Иерусалим, большинство сразу же вернулось домой, а предание гласит, что с Готфридом Буйонским осталась всего тысяча храбрецов!
– А для тебя Крестовый поход закончен? – спросил Вальтер, глядя графу прямо в лицо.
Вроде бы простой вопрос, на который ответ был для Штернберга всегда очевиден, теперь вдруг поверг его в замешательство. Перед глазами вновь возник образ прекрасной Кристабель де Ла Мэр.
– Нет! Конечно, не закончен! – нетвердым голосом ответил граф и усмехнулся, чтобы придать словам весомости. – Я с детства мечтал, по примеру отца, идти отвоевывать Иерусалим, и отступиться на полпути никак нельзя! Мой меч и конь рвутся в бой, к стенам Святого города!
– Это хорошо, граф. Побольше бы всем крестоносцам твоего пыла! А вот я, признаться, устал.
– Устал биться за Христа, Вальтер? Странно слышать это от госпитальера!
– Нет, я не устал сражаться за веру, я устал от Востока. От песчаной земли, жары, сухих ветров, от неприютного неба, от людей, закутанных с ног до головы, от мечетей, мерзких голосов муэдзинов, от еды и одежды, от всего восточного! О! Как я все это ненавижу! Уже много лет я здесь, на границе христианства, как и мои братья, держу форпост. Мы те, кто своим присутствием сдерживает мусульман. Не будь нас – маленькой занозы в большой заднице Востока, – арабы двинулись бы, как и много веков назад, распространять веру пророка на Запад. Но пока они прилагают все усилия, чтобы уничтожить Иерусалимское королевство, Европа может спать спокойно. Я полжизни отдал бы, чтоб вновь ощутить холод снега, увидеть непроходимые зеленые леса, сбрасывающие разноцветную листву по осени, поговорить с людьми под родным небом. Да, здесь и немцев, и других христиан хватает, но все они здесь не такие, как у себя дома, их изменил Восток.
– Изменил? Каким образом?
– Поживешь здесь еще немного и сам поймешь.
Штернберг увидел, что они подъехали к дому, где на дверях висел щит с гербом – голова синего волка на белом поле. Это был двухэтажный дом с маленьким внутренним двориком и плоской крышей. Граф многозначительно посмотрел на оруженосца, и тот понял, что они прибыли на место. Госпитальер тоже увидел, что его собеседник остановился и смотрит в сторону дома.
– Видимо, это и есть обитель прекрасной мадам? – сказал Вальтер. – Что ж, не буду более задерживать, граф. Еще встретимся!
– Приятно было поговорить, Вальтер! Кстати, я никогда не слышал, чтобы ты был так разговорчив, как сегодня! Обычно ты молчишь.
– Всякое нападает на человека, даже словоохотливость! Но на меня – очень редко. Всего хорошего!
Когда по дороге в Дамиетту Кристабель сказала Франсуа де Мо, что она назавтра пригласила посетить их дом графа фон Штернберга, барон стал сильно возмущаться. Он говорил, что такая легкость в заведении знакомств непозволительна для девушки, к тому же ни она, ни он не знают толком немца, неизвестно чего можно от него ожидать. Но Кристабель ласково положила свою маленькую ручку на руку де Мо, и, заглянув в глаза, попросила успокоиться и не переживать. Барон, покачав головой, уступил даме. К тому же она заверила, что зовет графа в гости только для того, чтоб он помог ей в поисках отца. Весь день ушел на обустройство в новом доме. Кристабель заняла комнаты с окнами, выходящими на внутренний дворик, в котором был разбит цветник и стоял маленький фонтан.
На следующее утро, в воскресенье, Кристабель не пошла в церковь, ибо чувствовала себя нехорошо. Наверно, давала о себе знать усталость с дороги. Однако она твердо помнила, что их должен посетить граф
