Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
бы грехом против Неба.
– Уверяю тебя, подобные благородные мысли его новой царице даже в голову не приходят.
– В деле наследования Сулейман – единственный судья.
– До чего же ты наивен!
– Я знаю, что ты ей не веришь. Не верю ей и я. Но всю свою веру я возлагаю на отца.
«Не верю ей? – подумала Гюльбахар. – Да я ее ненавижу до ломоты в костях!».
– Со временем мы исправим всякую несправедливость, – сказал он. – Вероятно, если бы Мехмед был жив, у тебя могли бы быть причины для озабоченности. А Баязида я не боюсь ничуть, равно как и его придурковатого брата. Сулейман меня может хоть в Китай сослать, а все равно, пока я жив, янычары не примут ни того, ни другого вместо меня.
– Янычары не столь терпеливы, как ты. Они хотят, чтобы ты что-то предпринял против этого прямо сейчас.
Мустафа покачал головой:
– Это было бы неправильно.
– Отец Сулеймана так поступил.
– А если я восстану против отца, что будет со мной, когда станут взрослыми мои сыновья? Так мы уподобимся варварам.
– Мустафа, прислушайся к моим словам!
– Нет, я этого не сделаю. Однажды престол перейдет ко мне по праву. И я этого дождусь. Я не пойду ни против отца, ни против Аллаха!
– Он должен умереть, – сказал Рустем.
Михримах побледнела и потупила глаза.
– Да, Михримах, если он когда-либо станет султаном, ты хоть представляешь, что будет с нами? А я тебе скажу. Первым делом он насадит на кол над Вратами блаженства мою голову, а следом вышлет тебя куда-нибудь, где кроме гиен и пообщаться не с кем. А что, по-твоему, ждет твоих братьев?
Она в жизни не видела человека, способного говорить о смерти с таким же бесстрастием, как ее муж. Он обсуждал смерть как последние ходы шахматной партии.
– Твой отец сделал меня визирем еще и для того, чтобы я служил защитой для тебя и твоих детей, – продолжал Рустем. – Но Мустафа ненавидит меня почти столь же люто, как и твою мать.
Михримах отвернулась и огляделась по сторонам. Стояла весна, дул теплый южный ветер. Дельфины резвились в Мраморном море почти у самого берега. Нужно же ему было выбрать столь прекрасный день для обсуждения замышляемого убийства!
– А что, если нас в этом уличат? – спросила она.
– Ничего не делать – больший риск.
– Что мне говорить отцу, если он спросит мое мнение?
– Скажешь, что живешь в смертном страхе перед Мустафой. Такой ответ от тебя для него будет вполне ожидаемым.
Она смотрела, как он поглощает пищу – механически и без удовольствия. Да и в самом деле, хлеб с водой, абаки да перо с бумагой для подведения счетов – вот и готов рай земной для него.
– Чья это идея изначально? Твоя или моей матери?
Рустем улыбнулся, и ее пробил озноб. Михримах, конечно, знала о том, как его называют за глаза, но лишь теперь разгадала тайну отсутствия у него всякой склонности к улыбкам и смеху; верхние клыки у него были несоразмерно длиннее остальных зубов. Открытая улыбка сразу же превращалась на его лице в волчий оскал.
– Разве в Стамбуле может происходить хоть что-то, за чем не крылись бы козни твоей матери? – сказал он.
– А если мы проиграем?
– Если и проиграем, то ничего не потеряем, поскольку Мустафа нам и так враг. А если выиграем, получим власть и над нынешним султаном, и над следующим.
Глава 83
Ослепительная роскошь султанских покоев имела двойное назначение – выставить напоказ богатство Османов и сокрыть их тайны.
Богатство бросалось в глаза сразу: суры Корана бело-синим шрифтом сюлю по периметру комнат, шедевральные изумрудно-багряные оконные витражи, золоченые зеркала из Виченцы по стенам. Ну и, конечно же, ложе на возвышении под балдахином, устланное золотой парчой и малиновым бархатом. Даже кувшин для омовения рук при этом ложе был отлит из золота.
Вся эта роскошь повергала бы души в священный трепет, если бы в султанские покои допускали хоть кого-то, кроме его евнухов-рабов и Хюррем.
Непреодолимая тяга Османов окутывать себя завесой тайны вдохновила их и на сооружение врезанных в стены садовых фонтанов: журчание ароматизированной воды, струящейся из золотых патрубков в мраморные раковины, надежно скрывало их приглушенные разговоры от лишних ушей. Зато сами стены здесь имели не только уши, но и глазки, сидя у которых султан мог наблюдать за всем происходящим в саду, сам оставаясь незамеченным.
Став царицей, Хюррем вскоре привнесла в дворцовую конспирацию и кое-что от себя лично: в стене за одним из золотых зеркал появилась потайная дверь, а за нею ход, соединяющий покои султана с ее собственными и позволявший ей перемещаться туда-сюда незамеченной.
Именно оттуда, из зазеркалья, и выплыла Хюррем в тот день, когда застала Сулеймана нервно расхаживающим по комнате подобно загнанному в клетку зверю. И смятение его было столь велико, что он и думать забыл о распухшем после очередного приступа подагры правом колене.
– Мой господин, – приветствовала она его, исполнив салам.
В правой руке у Сулеймана была бумага, ею он и взмахнул:
– Что это вообще такое?!
– Мне отсюда плохо видно, слишком далеко. Но на твой вопрос я бы ответила, что это лист пергамента.
– Извини, забылся. – Поспешив к ней, Сулейман помог подняться на ноги. – Просто глазам своим не верю. – Он передал письмо ей. – Вот, читай.
Хюррем быстро пробежала глазами по тексту. Адресовано письмо было шаху Тахмаспу, а подписано Мустафой и скреплено его печатью. После длинного и витиеватого приветствия Мустафа предлагал одну из двух своих дочерей на выбор в жены старшему сыну шаха. Далее излагались выгоды обеих сторон от заключения такого союза.
– Зачем это Мустафе? – удивилась она. – Шах – заклятый враг Османов.
– Должно быть, подделка, – ответил Сулейман.
«Так и есть, – подумала она, – и очень хорошая подделка. Рустему нужно отдать должное».
– На дело рук Рустема похоже; опять пытается посеять раздор, – продолжил он. – Ведь когда Мустафа станет султаном, ему первому головы не сносить. – Сулейман сделал паузу. – Но есть и другие, кому выгодно было бы нас между собою стравить. Священный римский император, к примеру. Ну и, конечно, сам шах вполне мог подобным не погнушаться.
– Надеюсь, ты прав. Мустафа внешне всегда такой лояльный… – Женщина замолкла, давая ему время усомниться.
– Есть такая пословица, Хюррем: «Враг моего врага – мой друг». Если Мустафа видит во мне врага, то искать союза с Тахмаспом для него – самый что ни на есть логичный ход.
– Мне так жаль, мой господин. Чем я могу быть полезной?
– Я живу в окружении
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
