Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
инквизициях, он предполагает, что за время эпидемии чумы умерло около 27,3 % населения. Эту цифру следует уменьшить до 23,6 %, если допустить более высокую смертность среди пожилых людей. Соглашаясь с ограниченностью такого подхода, он приходит к выводу, что «он тем не менее дает наиболее обоснованное из всех доступных свидетельств последствий эпидемии чумы». 23,6 % – это гораздо ниже всех показателей, которые можно получить при помощи любых других методов расчета, упомянутых выше. Таким образом, можно ожидать, что это будет самой низкой границей возможного уровня смертности. Но в своем финальном заключении профессор Рассел выдвигает еще меньшую цифру – 20 %. «Уменьшение… потерь до 20 %, – поясняет он, – проистекает из более точного подсчета умерших от чумы, который принимает во внимание специфическую возрастную смертность… вычитая естественную смертность за три года…» Поскольку цифра 23,6 % получена из так высоко ценимых Расселом посмертных инквизиций, она требует учета возрастной смертности, и потому с уменьшением процента общей смертности трудно не согласиться.
Из всего этого с очевидностью следует, что делать какие-либо заключения весьма рискованно. Можно говорить разве что об информированной догадке. Так, можно спокойно предполагать, что цифра 45 %, соответствующая смертности среди служителей церкви, будет верхней границей любого возможного диапазона. Следуя Расселу, представляется невероятным, чтобы эта цифра была меньше 23 %, являющих скорректированным итогом, полученным на основании посмертных инквизиций. Средняя точка между этими двумя полюсами соответствует предположению о смерти трети населения. Эта цифра достаточно хорошо согласуется с данными церковных регистров. Она заметно ниже, чем полученная из платежей по обязательствам круговой поруки или чем для большинства поместий, где оказалась доступна точная статистика, но последняя не корректировалась с учетом естественной смертности. В любом случае вполне разумно ожидать, что особенно плохие новости записывались с большим энтузиазмом, чем скучные данные о более удачливых поместьях.
Таким образом, в качестве грубого приближения утверждение, что Черная смерть унесла треть населения, не приведет к большим заблуждениям. Эта цифра с легкостью могла быть и 40 %, и 30 %, предположительно могла быть и 45 % или 23 %. Но это определенно крайние значения. Следовательно, общее число умерших от чумы в Англии составляло примерно 1 400 000 человек. Никакую другую цифру от 1 000 000 до 1 800 000 нельзя исключать, но чем ближе реальная цифра к средней между ними, тем лучше она согласуется с существующими свидетельствами.
Наконец, остается вопрос, насколько это процентное соотношение подходит для континентальной Европы. Вероятно, самое полезное наблюдение, которое можно сделать на этот счет, состоит в очевидном соображении: а почему бы ему не подходить. Региональные расхождения, так явно продемонстрированные в Англии, конечно, должны быть на континенте во много раз больше из-за больших различий в климате и ландшафте и расовых особенностей. Существуют определенные области, например Тоскана, где совместными усилиями хронистов того времени и более поздних ученых почти точно определено, что уровень смертности был выше, чем в Англии. Существуют другие районы, например Богемия, где заболеваемость чумой была заведомо ниже. Но на большей части континента даже неточные средневековые записи, которые существуют в Англии, просто отсутствуют или вообще не изучены, а значит, нет и материала для сравнений. Тем не менее можно сказать, что имеются некоторые основания для определения различий между Англией и остальной Европой.
Расчеты, подобные тем, которые были сделаны для отдельных стран, не противоречат этим несколько негативным предположениям. В своем обстоятельном исследовании последствий Черной смерти для Франции Ренуар пришел к выводу, что единственная оценка, которую он может высказать с уверенностью, заключается в том, что общий уровень смертности варьировался от 1/8 до 2/3 населения в зависимости от региона. Дорен оценивает уровень смертности среди жителей больших городов Италии от 40 до 60 %, однако в сельской местности смертность была значительно ниже. Ни одну из этих оценок нельзя перенести на уровень смертности в стране в целом, поскольку эти ведущие авторитеты не раскрывают методы своих расчетов. Насколько можно понять, в любом случае они склоняются к цифре более одной трети. Действительно, трудно было бы согласиться с какой-то существенно меньшей оценкой. Однако подобные догадки бесполезны. То, что за время эпидемии Черной смерти в Европе умер каждый третий, никогда нельзя будет доказать, но точно так же ясно, что эта оценка не слишком далека от истины. Больше этого сказать невозможно.
Глава 15
Социальные и экономические последствия
Исчезновение трети населения страны за какие-то два с половиной года не может пройти без существенных нарушений в ее экономике и социальной структуре. Историки не могли не ожидать, что в годы, непосредственно следовавшие за эпидемией Черной смерти, они обнаружат заметные изменения в жизни английского общества. А некоторые следы нанесенных ею бедствий будут заметны еще как минимум несколько десятилетий или даже столетий. Но то, какие именно были эти изменения и насколько велико их влияние, явилось предметом долгих и яростных споров.
Крупные историки XVIII и XIX веков уделяли мало внимания Черной смерти как движущей силе английской истории. Юм[115] в своих восьми томах, охватывающих период от римских завоеваний до великой революции 1688 года, посвятил чуме один параграф из 16 строк. Генри[116] в своих 12 томах смог уделить ей только 14 строк. Грин[117], по крайней мере, уделил ей полторы страницы и согласился, что она имела некоторые социальные последствия, но даже его трактовка была несколько отрывочной, и он, словно пытаясь утаить, упрятал посвященный ей пассаж в главу под названием «Крестьянское восстание». С учетом таких упущений было естественно, что более поздние историки с радостью заново открыли Черную смерть и сделали это даже с некоторым избытком. «Год, когда был зачат современный человек, это 1348-й – год Черной смерти», – писал Фридель[118]. Это был такой же значимый феномен, как промышленная революция, заявлял Дж. М. Тревелиан[119], хотя последняя оказалась не столь впечатляющей по своему влиянию, поскольку, в отличие от чумы, она не была «случайным препятствием, упавшим поперек реки жизни и на время отклонившим ее течение».
Классическое представление о роли Черной смерти в истории Англии как социальной силе первейшей важности исходит от выдающегося медиевиста Торолда Роджерса. Многие из его выводов оспариваются, и оспариваются правомерно, но за счет широты знаний, оригинальности ума и умения находить удачные формулировки он стоит гораздо выше тех, кто его поправлял. «Последствием чумы, – писал он, – стала революция в землепользовании». В сильно упрощенном виде его концепция заключалась в том, что ко времени начала эпидемии Черной смерти замена трудовых повинностей, которые вилланы должны
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
