Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
— Людей своих кликни.
— Зачем тебе?
— Посмотреть на них хочу. Да вели, чтоб без дураков. Если кто выстрелит, я испугаюсь, рука дернется. Продолжать?
— Н-не надо, — заикаясь, сказал разбойник.
Он набрал полную грудь воздуха и прокричал:
— Эй, неча в кустах сидеть, выходь-ка!
Кусты затрещали, ветки раздвинулись и на дорогу выпрыгнул... угловатый подросток. Вернее, да же не подросток — девушка, переодетая в мужскую, с чужого плеча одежду. В руках ружье — кажется, охотничий штуцер, с дымящимся дулом.
— И все? — с изумлением произнес драгун.
— А больше и нет никого. То ж мы токмо с племянницей моей Машкой вас на дороге встретили.
— Ты серьезно?
— Дык куда серьезней. Нетути там никого больше. Хучь щас проверьте. — Бородач виновато вздохнул.
Михай отобрал у девчонки штуцер и топтался рядом, не зная, что делать дальше. Воевать с женщинами он не умел и не собирался учиться.
Я кивком показал Чижикову и Михайлову на кусты. Они быстро соскочили на землю, забежали в заросли и вернулись с пустыми руками.
— Верно говорит — нет больше никого. Одна девка была, и та из кустов вышла, — подтвердили слова разбойника гренадеры.
Мы не верили своим ушам. Засаду шестерым вооруженным мужикам устроили двое — шут гороховый вместе с племянницей. Не знаю, на что они положились — то ли на счастливую звезду в небе, то ли на страх в наших душах, то ли совсем из ума выжили, а может, все три варианта вместе. Хотя, окажись наш случайный попутчик более робкого десятка, у них могло и получиться. Мысли о вооруженном сопротивлении я отгонял прочь, как неудачные. Риска на рубль, а результат — в лучшем случае на полушку. Нет, если бы меня предупредили, что в кустах засела девчонка со штуцером и больше никого нет, я бы еще мог покрасоваться, но, увы, никто не спешил делиться столь ценной информацией.
Я спрыгнул с коня, подошел к драгуну, тот продолжал удерживать разбойника стальным захватом.
— Похоже, он говорит правду. Их всего двое.
— Да-да, — затряс головой разбойник. — Видите, не врал я. Двое нас всего.
— Мать твою, борода долбанная! — вспылил драгун. — Себя под монастырь подвел и племянницу не пожалел! Знаешь, что с вами будет опосля этого?
— Дык ничего хорошего, — предположил незадачливый грабитель.
— Верно. Сколько ж вы народу ограбить успели?
— Да нисколько. Вы первые. Мы ж почему на дорогу вышли — погорельцы мы, все хозяйство в дым и пепел ушло: дом, скотина... Жена — и та выпрыгнуть не успела, только сына в окошко передала. Ничего спасти не смогли, ничего, — с горечью забормотал бородач. — Хучь по миру иди. А я не могу. У меня ж еще у соседей дитятко сидит, три годика ему всего.
— Хватит зубы заговаривать. Разжалобить пытаешься?
— Ничего я не пытаюсь. Так все и было.
— По миру идти не захотел, а в воры подался. У, крапивное семя! — прикрикнул драгун. — Сдам вас полицейским, а они церемониться не станут. Не до политесов. Вздернут на первом суку, чтобы больше честной народ не грабили. Хотя... — Драгун задумался. — Когда мы еще до той полиции доберемся... Вози вас с собой.
Он резким движением оттолкнул от себя бородача, вытащил пистолет, направил дуло прямо в лоб грабителя. Палец лег на спусковой курок. Разбойник сжался, девчонка закричала.
Это было как в замедленной съемке. Я едва успел отбить руку драгуна в сторону. Грохнул, да так, что уши заложило, выстрел. Пуля ударилась в дорогу, взметнув облачко пыли.
— Вы чего? — возмущенно закричал драгун. — Это же негодяи, их убивать надо при первой возможности!
— Он безоружный. Так нельзя! Вдобавок здесь его племянница. Хотите пристрелить дядю у нее на глазах? Не по-христиански это, господин прапорщик.
Я прочитал в глазах гренадер согласие с моими словами.
Драгун растерянно замигал:
— Просто поражаюсь вам, господа. Эка невидаль! Подумаешь, какая-то дворовая девка!.. С ней можно порезвиться напоследок, перед тем как укокошить. Она вполне сгодится. Если не в вашем вкусе, господа, я могу попользовать ее один.
— Мразь, — рявкнул я и мощным ударом послал его в нокаут.
Драгун распластался на дороге, дернулся и затих.
Я перевел взгляд на сжавшуюся девушку, походившую на взъерошенного воробушка:
— Забирай своего дядьку и проваливай! Быстрее, пока не передумал! Чтобы духу вашего здесь не было. Узнаю, что этим ремеслом продолжаете заниматься, — голову откручу. Лично! — Последнюю фразу я почти прокричал.
Девушка помогла встать дяде, взяла его под руку и осторожно стала подниматься с ним на холм. Они почти скрылись, как вдруг племянница остановилась, обернулась ко мне и, низко поклонившись, произнесла:
— Добро добром вернется, господин хороший.
И незадачливые разбойники исчезли в кустах.
— Надеюсь, больше приключений на сегодня не предвидится, — сказал я, вытирая со лба пот. — Давайте разбирать завалы. Путь неблизкий.
— А с энтим чего делать? — Чижиков показал на не пришедшего в сознание драгуна.
— С собой забирать, конечно, — пожал плечами я. — Не бросать же его здесь. А если еще кричать будет — двинь ему разок от моего имени.
Гренадер улыбнулся:
— Как не двинуть — обязательно двину. И от вашего имени, и от себя добавлю.
Дядька повертел перед глазами пудовый кулак и так ухмыльнулся, что всем стало ясно — все, за что берется Чижиков, делается с душой и старанием.
Люблю его за такой подход.
Глава 35Я испытывал определенное неудобство перед драгуном, который выручил нас в трудной ситуации. Все же он дитя своего времени — скорый на расправу, не особенно озабоченный гуманистическими принципами, поэтому подходить к нему с точки зрения морали двадцать первого века не стоит. Схваченная разбойница для прапорщика вполне законная, можно сказать — заслуженная военная добыча, и он вправе распоряжаться ею как заблагорассудится, без скидки на пол и возраст.
Кодекс рыцарской чести здесь своеобразный, в основе его лежит право сильного, и я не уверен, что драгун от него отступил. Скорее всего, это мое поведение было чересчур вызывающим — ударил боевого офицера, отпустил разбойников, пускай даже преисполнившись самых благородных помыслов. Последнее, кстати, очень даже могло быть истолковано как усугубление вины.
Если прапорщик рискнет на меня донести, проблем будет выше крыши. Арест, суд... Любой прокурор от радости ладошки до мозолей сотрет.
Умом я все это прекрасно понимаю, а вот сердцем... Нет, меня нельзя назвать размазней и слюнтяем, я знаю, что мир несовершенен, что каждую секунду в нем совершаются чудовищные преступления, что справедливость — категория эфемерная, а между подвигом и злодеянием может оказаться разница не толще лезвия бритвы. Чтобы жить, приходится принимать чужие правила игры, а они далеко не всегда комфортны.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
