невидимое пламя, а потом один за другим они начали скидывать с себя свои волосатые шкуры!
…А шкуры оказались живыми! Очутившись на земле, они дергались, выгибались, бились краями о землю, словно и их палило огнем! Сами хунгры без своих шуб выглядели почти как зомби: желто-серая, словно пергаментная, кожа, выпирающие кости, отвисшие животы и черные губы, за которыми скрывались кривые, но очень острые зубы. Даже когти, прочные, как сталь, принадлежали не самим хунграм, а их шубам, которые, впрочем, оказались неспособны самостоятельно этими когтями пользоваться.
Когда один из голых хунгров упал и начал кататься по земле совсем рядом с алтарем, и на него попал свет факела, я, наконец, разглядела, что тварей атакуют шмели! Самые настоящие, с полосатыми телами и толстыми мохнатыми попками!
Откуда они тут взялись? Как долетели, не замерзли, не попадали? ― Оставалось только гадать! Но помощь пришла как нельзя кстати! Теперь хунгры боролись не столько с нами, сколько с тучами маленьких безжалостных насекомых, чьи ядовитые жала, как выяснилось, прекрасно проникали через заросли меха на живых шубах хунгров.
Алаир, убедившись, что у алтаря не осталось ни одного врага, способного напасть на меня и моего боевого б-ркона, махнул нам рукой:
― Вперед!
Я сунула свирель в чехол на поясе, хлопнула б-ракошу по длинной шее:
― Давай, дружок, не подведи!
Чешуйчатая махина с довольным рыком рванула вперед ― наперегонки с внезапно ускорившимся временем. Не сиди я в чем-то вроде креплений для промышленных альпинистов ― наверняка свалилась бы. А так только ухнула, обняла покрепче б-раконью шею правой рукой, а левой приготовилась хватать осколок.
Четыре факела, торчавшие по бокам алтаря, по-прежнему полыхали огнем. Пытаться забрать осколок на ходу ― означало сунуть руку в пламя одного, а то и двух из них. Но другого варианта я не видела. Вытянула руку в сторону и чуть вперед, прикусила клыками верхнюю губу, чтобы не заорать слишком громко и не испугать своего б-ракона.
… Пламя жадно, жарко лизнуло плечо и локоть, но боли я не ощутила. А уже в следующее мгновение мои когтистые пальцы сжались на горлышке бутылочного осколка. И в тот же момент голова у меня закружилась, перед глазами замельтешили светлячки, в ушах загудело. Сознание начало затуманиваться.
Из последних сил я заставила б-ракона повернуть, обежать алтарь по кругу и рвануть обратно к Алаиру. Муж уже увидел, что мы возвращаемся, и ждал, готовясь ловить, помогать, защищать ― в общем, спасать. Я мчалась к нему, уже почти ничего не видя, не чувствуя, и из последних сил сжимала в левой ладони проклятый осколок.
― Стой! ― рявкнул трибун, когда б-ракону оставалось до него не более пяти шагов.
И это было последнее, что я услышала.
Тьма окончательно поглотила меня. Головокружение усилилось, превратилось в воронку, эта воронка засосала меня, а потом ― выплюнула.
* * *
Я оказалась… да-да. Все там же. Где-то в междумирье, в комнате с нарядной новогодней ёлкой и единственным креслом, в котором восседал дух нового года.
В этот раз он встретил меня при полном параде: в расшитых серебром и пайетками валенках, в синей шубе, отороченной по подолу и воротнику белым мехом, в такой же, как шуба, шапке и с посохом в руках.
― Поздравляю, Барбра! ― пророкотал Дух, с усмешкой наблюдая за тем, как я, не устояв, плюхаюсь мягким местом на коврик перед елкой. ― Ты справилось с заданием Дедушки Мороза! Ну же, давай сюда осколок!
Ага. Разбежалась! А как же сектор «Приз» на барабане? Я быстро спрятала за спину руку, в которой, как выяснилось, по-прежнему сжимала злосчастное бутылочное горлышко.
― Нет уж! Сначала скажи, что намерен делать со мной дальше! ― потребовала с уверенностью, которой на самом деле вовсе не испытывала.
― Осколок гони! ― переходя на рык, взревел Дух. ― Или торговаться со мной вздумала?!
― А если и так? ― Сидеть перед возвышающимся надо мной злым Дедом Морозом мне не понравилось, и я быстро поднялась, выпрямилась во весь свой немалый рост. Но Дух все равно был на полголовы выше. ― Хочу знать, что будет со мной, с моим мужем, с друзьями маг-артами и родичами-орками!
Дух внезапно затрясся всем телом. Аж борода ― кстати, натуральная, не накладная ― ходуном заходила.
― Твоими? ― переспросил он, фыркая и икая, и я вдруг поняла, что он смеется. Надо мной смеется! ― Твоими, говоришь?! Да ты самозванка и причина всех бед этого мира за последние десять лет! Ты хоть представляешь, Варварушка, что сказали бы тебе все, кого ты перечислила, если бы узнали, что это из-за тебя хунгры обрели устойчивость к магии и железу?
― Но теперь же хунгры все это потеряют? Станут такими, как прежде? ― Весь моей боевой задор исчез, как не бывало.
― Да мне без разницы! ― Дух Нового года перестал трястись, хихикать и стал таким, каким я привыкла его видеть: надменным и саркастичным. ― Моя забота ― забрать осколок. Ну и тебя приткнуть в какой-нибудь мир, в какое-нибудь тело, а то так и будешь мотаться за мной тенью. Мне такая спутница совсем не в радость.
― А мне без разницы, что тебе в радость, понял?! ― вспыхнула я снова. ― Я хочу знать, что старалась не зря! Что мир, которому я нечаянно навредила, отныне спасен от напасти в виде неуязвимых дикарей, способных только убивать и грабить!
― Может, ты еще чего-нибудь хочешь, Барбра? ― приторно-ласково улыбнулся Дух. ― Напоминаю: ты и твои подруженьки желания загадывать не стали. Вместо этого хихикали, тыкали в меня пальцами и расколотили мой артефакт-накопитель!
― Мы не отказывались загадать желания, просто не успели! Я точно слова «нет» не произносила! Так что ты мне должен одно желание, Дух! Чини давай свой накопитель, и я загадаю, чего хочу!
Дед Мороз оскалился. Тряхнул бородой. Стукнул со всей дури посохом по полу:
― Командовать мной вздумала?! Да я тебя сейчас не в орчиху, а в одну из женщин племени хунгров превращу!
― Не посмеешь! ― ужаснулась я, взревела от обиды и бросилась на Духа с кулаками.
Без замаха, снизу, засветила Духу хук ― левой и прямо в челюсть.
Ой! Как это я? Неужто навыки наемницы Барбры так прочно вошли в меня, что и здесь,