МИ-8, ожидавший под парами.
Из-за меня вышел спор. Крохаль настаивал, что я должен находиться в кабине. Экипаж терпеливо объяснял, что это невозможно из-за конструктивных особенностей. Некуда там меня впихнуть.
— Это ваше полётное задание — слушать указания вот этого парня и вовремя корректировать курс.
— Товарищ генерал, мне в принципе всё равно, где сидеть. Хоть в хвосте салона.
— А как ты, балда, говорить будешь, куда поворачивать, если вдруг увидишь? — постучал он указательным пальцем по виску.
Судя по упрямым лицам экипажа, спор грозил перерасти в полное безобразие с трибуналом и отменой полёта, но пришёл местный начальник авиаотряда, с которым сначала тихо переговорил майор, а потом тот переговорил с пилотами. Начальник явно трусил, так что был убедителен.
— На Колыму все отправимся, Коля, ты этого добиваешься? — держа пилота за пуговицу, внушал он.
— А если случится нештатная ситуация, а в правом кресле вместо Паши будет сидеть этот щенок?
— Сделай так, чтобы не было никаких нештатных ситуаций. Я вам всем премию выпишу, только отвези их, куда надо.
— Да хоть бы вменяемо сказали, куда надо, у них же даже в этом секретность.
— Подумаешь. Что, в первый раз, что ли? Чё ты как этот?
— Да понял я, понял. Про премию не забудь. Где этот их «сынок», которого прокатить надо?
— Коля, ты не лихачь, а то знаю я тебя.
— Всё, иди, без тебя разберёмся.
— Товарищи, всё в порядке, проходите на борт, — пригласил нас начальник.
— Ты, парень, давай в кабину, только аккуратно, — подошёл командир экипажа Коля. — Руками ничего не трогай. За ручку не хватайся, на педали не нажимай.
— Хорошо, — покладисто согласился я. — Главное, гарнитуру дайте, чтобы мы с вами были на связи. Я тут немного слышал ваш разговор. Мы не развлекаться едем, и я не сынок. А если мы найдём то, что ищем, то и вам перепадёт кусочек славы и почёта.
— А ты что, очень зоркий? — спросил Коля, когда мы набрали высоту. До нужного квадрата лететь было ещё около получаса.
— Можно и так сказать.
— А чего без бинокля? Что ищем-то? Сказал бы, мне с высоты привычнее смотреть.
— Если бы даже можно было сказать, всё равно это кроме меня никто не увидит, — пожал я плечами.
В кабине было интересно, но поскольку просвещать меня никто не собирался, я понаблюдал за всеми манипуляциями при взлёте и сосредоточился на окрестностях. Окошки располагались не только прямо по курсу, но и под ногами, так что обзор был отличный.
Пожар, разгорающийся впереди, я увидел издалека. За сколько километров, не знаю, с высоты трудно определить. На фоне потускневшего осеннего леса он выделялся ярким заревом. Вот это я понимаю — золото! Когда пятно начало смещаться влево, я схватился за микрофон.
«Ты что, слепой?!» — хотелось заорать пилоту, тупо следующему курсу — мимо нашей цели.
— Левее бери, — показал я ему. — Вон туда.
Коля всмотрелся, конечно же, ничего не увидел, но начал забирать влево. Манёвр немедленно засекли остальные и примчались спрашивать.
— Ну? Что? — читалось по губам.
Я в ответ показал большой палец и направление, где полыхает. Как это можно не видеть? Минут через десять мягкое сияние окутывало землю под нами. Аж глаза заслезились. Ну вот и оно, родимое. И его тут реально дохренища.
— Ищем площадку для приземления, — передал я пилоту. — Надо сесть где-то в этом районе.
Было бы хорошо, чтобы не пришлось ходить далеко. Наконец, показался какой-то просёлок, где можно было сесть, не боясь задеть винтами какие-нибудь ветки.
— Глуши мотор, — велели пилотам. — Мы тут надолго.
Майор первым делом нацелился на них со своей планшеткой. Вынул бумаги, ровным голосом разъяснил ответственность за разглашение сверхсекретных сведений и государственной тайны.
— Ознакомьтесь и распишитесь. Куда летали, где приземлялись, не имеете права сообщать никому, даже собственному начальству, даже жене в постели. На время операции ваш экипаж поступает в полное распоряжение КГБ, летать сюда придётся ещё не раз.
Вот если бы он с этого начал в аэропорту, никакого недопонимания не возникло бы. Побоялись спугнуть близкую удачу. В каждой профессии свои приметы и традиции.
В салоне меж тем расстелили карту местности и азартно тыкали в неё пальцами. Все были в весёлом возбуждении, перекрикивали друг друга, хотя вроде не пили ещё. А я просто любовался ровным жарким пламенем, что так заманчиво маячило впереди. Нашёлся всё-таки. Золотой запас России! Да я крутой!
— Саша, сколько до него, по-твоему? — прервал моё мечтательное настроение Крохаль.
— Не больше километра.
— Ты его отсюда видишь?
— Поверьте, это трудно не заметить.
— Сашка, — протянул он руку и вдруг кинулся обниматься. — Да ты понимаешь, что ты сотворил?
— А вы сомневались? — усмехнулся я.
— Было немного, — ткнул он меня под ребро. — Верти дырку для ордена.
— Маловато будет. Сколько в том ордене золота? Грамулька?
— Погоди, это только начало. Тебя теперь на руках будут носить, детишки в школе биографию изучать. Ты, говорят, хулиганом был? — подмигнул он и вдруг посерьёзнел. — Пойдём, взглянем на нашу добычу?
Довольно быстро мы дошли до ничем не примечательного места в лесу. Если у нас в Бодайбинском районе золото до сих пор моют, то тут давно всё заброшено. Сняли сливки лет сто назад и бросили. Позаросли старые выработки, затянулись страшные раны, нанесённые природе человеком. Иногда встречались крупные детали механизмов, заросшие мхом и кустарником.
То, что в этом месте была шахта, можно было догадаться по гнилым брёвнам, торчащим из оврага. Но для меня всё перебивало золотое сияние. Казалось, земля в этом месте натурально горит, страшно шагнуть.
— Пришли, — сглотнул я.
— Здесь? Саша, точно? — затормошили меня.
— Ага. Метров десять-пятнадцать вглубь.
— Судя по всему, затащили его в штольню и взорвали вход, — сплюнул один из бойцов.
— Ерунда, пару бульдозеров и пару дней работы. Откопаем.
— А может, другой вход есть?
— Поищем. Хотя вряд ли. Как там говоришь? Хотел вернуть царю? Идейный монархист? Тогда наверняка прятал на совесть.
А дальше генерал с бойцом вернулся к вертолёту, а мы с майором остались обследовать окрестности на предмет входа в шахту, и два бойца для охраны. Вскоре привезли толпу народа с автоматами, который
