ужаснейшим нашим бедствием». Позже об этих обстрелах города он вспоминал: «…бомба разрушила ту половину дома, в которой я лежал. По счастью ниша, где стояла моя постель, удержала остатки упавшего на него потолка, и между многими ранеными и убитыми один только я остался в доме невредимым». И дальше: «…после перенесли меня в пороховой погреб, где я и лежал в последние дни осады».
«Участь Тенедской крепости и турок, ее осаждавших, зависела от морского сражения. Хотя мы и не опасались, чтобы турецкий флот победил российский, но сомневались, будет ли наш адмирал так счастлив, что скоро турецкий флот сыщет, и будут ли ветры ему благоприятствовать, дабы эскадра наша, разбив неприятельскую, могла немедленно возвратиться для освобождения крепости, которую по невыгодному ее положению и недостатку военных снарядов более двух недель никак удержать было невозможно».
26 июня вернулся наш флот, и защитники Тенедоса поняли, что турецкая эскадра разбита! Мичман Броневский, находившийся при обороне Тенедоса на острове, писал:
«26 июня к неизъяснимой радости гарнизона показался корабль “Скорый”, а за ним и весь флот наш. Громкое “Ура!” и сильная пальба дали знать туркам, что флот их разбит, а в доказательство корабль турецкого адмирала приведен на рейд…»
Решение не гнаться за остатками неприятельского флота, а возвратиться на остров Тенедос и спасти наш гарнизон, дались Сенявину нелегко. Спустя много лет в своем труде «Записки морского офицера…», изданном в Санкт-Петербурге в 1836 году, Броневский, анализируя эту ситуацию, писал: «После столь совершенной победы, истребив у неприятеля два корабля и три фрегата и взяв в плен полного адмирала, Сенявину предстоял выбор самый затруднительный. Гнаться ли за остатками, или возвратиться в Тенедос спасти гарнизон от плена неминуемого и жестокого и отказаться от редкого случая быть истребителем всего Турецкого флота. В сем случае Сенявин не усомнился пожертвовать славою и честолюбием личным спасению братий своих, оставленных в осажденных силою чрезмеру превосходною, о участии которых соболезнуя, доброе его сердце не могло чувствовать сладких ощущений победителя. Таковой выбор удивил всех тех, которые не могли быть подобно Сенявину, в торжестве умеренными, в славе скромными и к истинной пользе отечества ревнительными. Сие объяснить может простое рассуждение. После сражения, во все дни ветры были тихие, всегда почти противные и штили. Следственно, гнавшись за неприятелем, Тенедос был бы потерян, и тогда истребление сего неприятельского флота принесло бы нам гораздо меньше пользы. Не имея столь удобного пристанища близь Дарданелл, никакого средства вознаградить потерю в людях, и исправить свои поврежденные в сражении корабли, мы могли бы только сжечь турецкие и, может быть, несколько своих и принуждены были бы оставить блокаду Дарданелл, или удалясь от оных ослабить оную и тем уничтожить главную цель: “присутствием Российского флота в Архипелаге лишить Константинополь подвозу съестных припасов с моря”. Тогда слава истребителя Оттоманской морской силы была бы одно лестное для личности стяжание. Сверх того адмирал надеялся, подав помощь крепости, упредить неприятеля, стать пред Дарданеллами или идти паки ему на встречу».
Нельзя не согласиться, что в рассуждениях Броневского есть логика, но как рассуждал сам вице-адмирал Дмитриевич Николаевич Сенявин, мы, вероятно, не узнаем никогда. Но факт остается фактом: вместо преследования остатков турецкого флота Сенявин вернулся к острову Тенедос и спас от разгрома его небольшой, героически сражающийся, гарнизон. Тем самым оставив за собой базу эскадры, у самого подбрюшья Дарданелл.
К утру 28 июня войска турок, понесшие большие потери, сдались. Их остатки, в количестве четырех тысяч человек, перевезли на Анатолийский берег. Турки оставили нашим все свои пушки и снаряды. Мужественный гарнизон Тенедоса тоже потерял много защитников убитыми и ранеными. Мичман Броневский писал, что: «комендант приказал перенесть меня в свой дом и поручил доктору Бартоломею Болиако, жителю из Хио, которого искусством и опытностью многие опасно раненные вылечены; я обязан ему жизнию».
Вот как оценивал разбитие турецкого флота у Афонской горы вице-адмиралом Д. Н. Сенявиным историк Е. Тарле: «Блестящая победа русских произвела удручающее впечатление в уцелевшей части турецкого флота. Выигранное Сенявиным сражение у Афонской горы имело те же непосредственные последствия, как победа Спиридова под Чесмой в 1770 году. Турецкий флот, загнанный в Дарданеллы, фактически вышел из войны… и остатки подбитого турецкого флота оставались в бездействии вплоть до ухода русской эскадры из архипелага».
После разбития турецкой эскадры у Афонской горы половину июня корабли проводили в ремонте повреждений после сражения. Фрегаты по очереди несли караул у острова Имбро.
Наступил июль 1807 года. Это время в Послужном списке Е. Ф. Развозова отмечено одной строкой: «1807-м году от Корфу до острова Тенедос, Дарданеллы, а потом в Архипелаге в крейсерстве…»
Броневский вспоминал: «Едва турки отправлены были на Анатолийский берег, он (товарищ Броневского по каюте на «Венусе», под инициалами М.Л.Н…. — А.Л.) перевез меня на фрегат, сам помогал лекарю при перевязке, сам давал мне лекарства, словом покоил меня, ходил за мною как брат, как отец. Малая опытность корабельного лекаря, в продолжение плавания от Тенедоса до Корфы, едва не отверзло мне двери гроба, должно было отнять руку по состав плеча, но Н… на сие не согласился». В этих нескольких строках и через двести лет чувствуется настоящая дружба, настоящее флотское товарищество!
На эскадре Сенявина до офицеров доходили слухи о тяжелой войне с Францией на территории Пруссии. Кровопролитные бои в Пруссии при Пултуске, при Прейсиш-Эйлау, при Гейльсберге, при Фридланде следовали один за другим и вынудили в тот момент Александра I пойти на мир с Наполеоном I. 25 июня 1807 года между Францией и Россией был подписан мирный договор, известный в истории как Тильзитский мир.
Нужно напомнить, что в 1807 году в Европе сложилась уникальная ситуация — вся Европа была фактически захвачена Францией, а для победы над Англией Наполеону требовалась ее полная континентальная блокада, поэтому он принял решение заключить специальный договор с Россией, создав единый фронт против Англии.
Александр I при этом выдвинул два условия: встреча должна была проходить на независимой земле, не на территории Франции и ее сателлитов; и Россия не признает никаких притязаний на территориальную целостность своей страны.
Историческая справка
Переговоры Наполеона и Александра прошли на реке Неман. На середине реки был установлен плот, на котором развернули шатер, где и встретились императоры двух стран, пребывавшие в Тильзите — небольшом городке на берегу Немана (современная Калининградская область РФ, город Советск. — А.Л.).
Условия мира: признание со стороны России всех завоеваний Наполеона в Европе; Россия присоединяется к континентальной блокаде Англии; между Францией и
