– О Макс-си Макс-си Макс-си…
Из халата отца торчит голова червя. Склизкая и белая, будто поганка. Ядовитая жидкость сочится из ребристого переднего конца и стекает вниз, образуя на воротнике пористую корку.
– Ссстарая сссерая кобыла, она ужжже не та, что прежжжде…
Голос идет из дыры посередине головы – круглой и невыразимо-темной, точно провал шахты. Дыра усеяна полупрозрачными зубами, похожими на стеклянные клыки.
– Ссстарая сссерая кобыла… – поет отец-червь, раскачиваясь и отрыгивая слизь.
Пара желтых точек выплывает прямо из центра дыры, словно фары автомобиля, поднимающегося со дна океана. Макс мог поклясться, что, прежде чем проснуться, услышал еще один голос, идущий из самых глубин червя, – непрекращающийся крик его настоящего отца, застрявшего где-то внутри.
НЬЮТОН ТРЯС его за плечо.
– Макс! Макс!
Тот резко вскочил. В глаза ударил солнечный свет. Сон медленно вытекал из черепной коробки, покидая тело бесконтрольными судорогами и дрожью.
– Все в порядке? Ты кричал, – сказал Ньютон.
– Да. Просто кошмар приснился.
Было уже утро. Макс не знал, как долго проспал. Позвоночник скрутило узлом, а желудок выбрасывал кислоту.
Ребята подошли к кромке моря. Вдалеке по-прежнему курсировали корабли. Они походили на мерцающий жар над шоссе – с какой скоростью ни мчись, а он и не приближается, и не отдаляется. Максу хотелось заорать на них, но к чему суетиться? Пустая трата и без того убывающих сил.
Ньютон стер с глаз корку сна и побрел к лодке Оливера МакКэнти. Потянул за измочаленный шнур мотора. Двигатель издал «у-ух-ух» – тот же вгоняющий в уныние звук, что и в прошлый раз, когда несколько дней назад они попытались завести его. Ньютон дернул снова. И снова. И снова. Он думал о плакате в классе естествознания – растрепанный Альберт Эйнштейн с высунутым языком над цитатой: «Безумие – это точное повторение одного и того же действия. Раз за разом, в надежде на изменение». Ньют побежденно отпустил веревку, покачнулся, оступился и шлепнулся на задницу. Он закрыл глаза ладонями, опустил голову на колени и заплакал.
– Эй, – произнес Макс. – Эй, Ньют, не…
Но Ньютона было уже не остановить. Сдерживаемые рыдания рвались из его горла. Ужаснее звуков Макс никогда не слышал. Он обнял Ньютона за плечи и ощутил напряжение, словно схватился за рельсы перед подъезжающим локомотивом. Он не сказал Ньютону, что все уладится, потому что ничего не уладится. Как раньше уже никогда не будет. Прошлое обладало тем совершенством, которое у будущего никогда не появится.
Макс просто позволил Ньютону выплакаться.
Его рыдания наконец затихли. Он несколько раз судорожно вздохнул и произнес:
– Извини, Макс. Это было не очень… – Дважды икнул, восстановил дыхание и закончил: – Не очень круто с моей стороны. КБПАМ? – спросил он скорее у себя, чем у Макса. – Он уж точно не стал бы плакать как ребенок.
– Не думаю, что крутизна сейчас имеет значение, а?
Ньютон еще раз судорожно вдохнул:
– Да. Думаю, что не имеет.
Макс подошел к лодке и откинул крышку мотора. Внутри были две маленькие дырочки, куда должны были вставляться свечи зажигания. Он вспомнил свой сон – две желтые точки, светящие из темной дыры…
Разум лихорадочно заработал. Два открытия сложились в голове, точно вставшие на место кусочки пазла.
– Он их, наверное, съел.
– Чего? – переспросил Ньютон. – Кто съел? И что?
– Свечи зажигания, – тихо ответил Макс. – Мужчина. Незнакомец. Он проглотил свечи зажигания. Съел их.
– Съел? Зачем ему это?..
Ньютон задумался. Тот человек был страшным, как мертвец, и тощим, будто проволока. Следом вспомнились Кент и Шелли. Да, возможно, незнакомец настолько проголодался, что съел свечи зажигания.
– Он так поступил, потому что был голоден, да?
Макс пожал плечами:
– Наверное. А может быть, просто не хотел, чтобы его нашли. Без свечей зажигания лодка не заведется, верно? Может быть, он решил, что надежнее спрятать их внутри себя.
– А ты откуда знаешь?
– Я их видел, Ньют. Когда скаут-мастер разрезал его, чтобы вытащить червя. Я видел, как они блестели внутри… Ну, наверное, в его желудке.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ МИНУТ ребята уже стояли в хижине над мертвым незнакомцем.
Они старались не обращать особого внимания на состояние его тела. Почему-то казалось неправильным осквернять его своими взглядами. Они пытались думать о нем абстрактно, как о головоломке или загадке, которую нужно решить самым простым и безопасным способом.
И все же не могли оторвать глаз от тела.
Его локти и колени кто-то объел. Животные или насекомые? Но как же это так быстро случилось? Или, может, кожа стала настолько тонкой, что кости сами ее протерли, как колени протирают дешевые джинсы?
Лицо незнакомца провалилось внутрь. Это отвлекало – невозможно было отвести взгляд. Ньютон накрыл его кухонным полотенцем.
– Как думаешь, все черви мертвы?
Макс кивнул:
– Должно быть. Так говорил скаут-мастер. Черви умирают следом за хозяином.
Ньютон все еще сомневался:
– А как насчет яиц? Они по-прежнему могут быть там, верно? Яйцам ведь не нужна пища.
Макс легонько коснулся запястья мужчины кончиками пальцев:
– Холодный. Он уже давно умер.
– Ладно, но сперва надень что-нибудь на руки.
Они нашли пару перчаток для мытья посуды. Ньютон вытащил два пустых полиэтиленовых пакета из-под хлеба.
– Сначала надень перчатки. Сверху – пакеты. А потом я приклею к ним рукава твоей рубашки, чтобы ничего не попало внутрь.
– Отличная идея.
Яркое солнце светило сквозь проломленную крышу, лучи поблескивали на насекомых, которые жужжали над телом. Остров уже начал захватывать хижину. По стенам расползалась плесень, в трещинах пророс грибок. Скоро фундамент сгниет и разрушится. «Может, и к лучшему», – подумал Макс.
– Постарайся дышать неглубоко, – велел Ньютон.
– Ладно, хорошо. Ты меня уже пугаешь.
Ньютон посмотрел на него с недоумением:
– Макс, черт возьми, ты вот-вот полезешь в мертвого чувака. Хорошо бы тебе напугаться.
Макс просунул пальцы между бледных краев раны, сквозь тонкую пленку превратившейся в желе крови в живот мертвеца. «Холодная овсянка, – повторял он про себя. – Я просто копаюсь в миске с холодной овсянкой».
Внутренности мужчины разжижились и стали зернистыми: казалось, они больше не имели никаких очертаний, никаких органов или кишок – рука двигалась сквозь слои холодной комковатой субстанции, которая на ощупь немного напоминала банановое пюре.
