Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
– Ты ему нравишься… О господи! – горестно выдохнула Дженни.
Она вытерла слезы, взяла Томаса и посадила Александру на колени, одну искрящую руку задержав у него в паху. Шмыгнула носом и отступила взглянуть на обоих.
Томас был мал, горяч и увесист. Его ладошка лежала у Александра на руке. От Томаса пахло одновременно чистотой и грязью: запах мыла и мочи, гамамелисовой воды[199], мармайта и джема. Вот он, живой человечек, будущий мужчина, глядящий на Александра в упор, неодобрительно и мрачно. Малыш вдруг резко согнулся, заерзал всем своим мягким тельцем и чуть не свалился на пол. Дженни подхватила его, развернула к себе, чмокнула, прижала покрепче, чтобы перестал плакать.
– Он бы так тебя любил…
– Мне нужно к Поттерам.
Александр встал и отряхнул костюм.
– Я тебя люблю, – сказала она.
– И я тебя. Но я ничего не могу в этом доме. Это бессмысленно. Ты должна выбраться отсюда на целый день. У меня теперь есть машина…
– Как я выберусь?!
– Постарайся. Придумай что-нибудь, ты же умная.
– Я не могу больше терпеть. У меня там болит, понимаешь…
– Знаю. Поверь, мне тоже невыносимо…
Он выскользнул на волю и зашагал к Поттерам.
Дверь открыла Фредерика и тут же возвестила театральным шепотом:
– Назревает дикий скандал… По моим расчетам, вот-вот рванет. Последнее время мои родственники положительно невыносимы.
– Тогда, наверное, мне лучше уйти…
– Ну уж нет. – Фредерика закрыла дверь, отступать было поздно.
Все семейство сидело в гостиной. Со светом что-то случилось: он был мутноват и необычно холоден. Билл предложил Александру шерри, налил немного себе и ему, потом, подумав, капнул Уинифред. Никто, кажется, не стремился начать разговор, кроме Фредерики, неостановимо стрекотавшей Александру о том, как хорошо играла миссис Перри в «Она не должна быть сожжена». Дальше она, разумеется, сообщила о своем желании стать профессиональной актрисой. Видит Бог, она не намерена засесть в семейном гнездышке и расточить к дьяволу свои таланты. С тех пор как пришло письмо от Лоджа, предлагавшего ей роль Елизаветы до коронации, Фредерика пребывала в эмпиреях (за исключением неприятного случая в «Четтери») и повадилась уснащать свою речь клятвами и проклятиями, не то чтобы устаревшими, но явно восходящими к известной ругательнице Елизавете. Одно это было достаточным испытанием для окружающих. Александр попытался охладить ее жар статистикой безработицы среди актрис. Билл сказал, что она поступит в университет, получит хороший диплом, как Стефани, и тогда сможет выбрать себе нормальную профессию.
– Как Стефани, – передразнила Фредерика.
– Да, как Стефани. Хотя, должен заметить, тебе весьма не хватает ее самодисциплины и уважения к правде.
– Если Стефани все сделала, как ты хотел, значит ее карьера тебя устраивает?
– Она могла бы найти место получше. И найдет. Блесфорд для нее только этап.
– Ничего ты не знаешь ни о ней, ни о ее планах. Ты понятия не имеешь, чего она хочет, чего мы все хотим. И что ты с нами со всеми сделал…
– Фредерика, постой, – краснея, вмешалась Стефани.
Александр взглянул на нее с любопытством и подумал, что Фредерика так точно предсказала скандал, потому что сама же намеревалась его разжечь.
– Я знаю, – сказал Билл, – что Стефани хочет слишком малого. Я ей все время говорю, что она напрасно тратит себя в этой своей школе. Вы, Александр, я уверен, со мной согласны.
Александр растерялся, но его невольно выручила Уинифред, раздраженная Фредерикиным дивертисментом и потому утратившая осмотрительность:
– Все это глупости! Стефани, скажи, у тебя что-то случилось?
– Ровно ничего не случилось. Просто я выхожу замуж. Но я не хотела пока об этом говорить. – Все это она произнесла, почему-то обращаясь к Александру, и лицо у нее сделалось несчастное.
– Позволь спросить – не из желания, ибо его нет, а из чувства долга – за кого? – поинтересовался Билл.
По-прежнему глядя на Александра, она ответила:
– За Дэниела Ортона.
– И кто же этот Дэниел Ортон?
Совершенно неясно было, что это: забывчивость или высшая степень сарказма. Фредерика не замедлила с ответом:
– Это курат. Ну, тот, что к нам ходит. Тот, что приходил насчет котят.
– Невозможно, – сказал Билл.
– Поздравляю, – оторопело проговорил Александр.
– Ты, наверно, спятила.
– Я все обдумала. Я хочу за него замуж. И он хочет, чтобы мы поженились. Такие вещи каждый решает сам за себя.
Билл презрительно фыркнул.
– Папа, не начинай, пожалуйста. Прошу тебя. Это серьезно. И это моя жизнь. Не начинай.
– Твоя жизнь. И какую же жизнь ты рисуешь себе с этим чертовым куратом? Пустопорожние беседы, коленопреклонения, герлскауты, материнские союзы, рождественские ярмарки? Ты совершенно не приспособлена к этому благостному бытию. А верней сказать – небытию! Это – скаковую лошадь запрячь в телегу! Ты в первую неделю с ума сойдешь. Хотя, кажется, ты уже сошла. И он должен быть сумасшедшим, чтобы этого от тебя ожидать. Или не иметь воображения. Это, кажется, вероятнее.
– Папа…
– А главное – он верующий. В наши дни это не много значит, но все же. Надеюсь, ты не уверовала по его примеру. Надеюсь, хоть до этого не дошло.
– Нет, но…
– Что «но»?!
– Он работает, и работает для людей. Я это уважаю.
– Эта работа не для тебя! Идиотка! Там не нужен твой талант, зато нужно кое-что, чего у тебя нет. Он, наверно, вообще ни о чем не думал, раз с тобой связался. Его викарий ни за что не допустит… Господи, Стефани, ты что, серьезно хочешь вступить в организацию, которая на женщину смотрит глазами апостола Павла? У них там наверняка пунктик насчет «плодитесь и размножайтесь». Святость ежегодного отёла. Стефани, ты превратишься в корову! В корову, в рабыню, в развалину, в подавальщицу чая! Ты не можешь так с собой поступить.
– Перестань. Ты Дэниела не знаешь, а делаешь из него монстра. Это непорядочно.
Билл картинно повернулся к Александру:
– Это я виноват, конечно. Я. Я что-то упустил. Всем моим детям не хватает характера. Характера и упорства. Они боятся настоящих испытаний. Они ускользают. Мой сын – дурак не от мира сего, а дочь собралась замуж за шарлатана, за карикатуру, решила погубить свой единственный талант…
– Да, ты виноват, – вмешалась Фредерика. – Ты всю жизнь делаешь то же, что сейчас. А потом удивляешься, что мы тебя не слушаем. Да как тут слушать, если ты своими рацеями убиваешь любую мысль? Она, наверно, и за курата идет тебе назло, чтобы больше поучений твоих не слушать. Ты же у нас всегда прав…
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
